Знаю, рассказ мой утомителен. Но еще раз повторяю, что не пытаюсь привлечь внимание обычного читателя. Я обращаюсь к медикам, а их интересует лишь мое свидетельство и, если можно так выразиться, мои духовные устремления. Я решила, что Стефан должен умереть, и подтверждаю, что это решение не вызвало во мне ни малейшего волнения.
«А как же ваша совесть?» Но именно моя совесть, или называйте это как хотите, претерпела полное изменение. Жизнь моя превратилась в непрерывное ожидание. Мне не терпелось уничтожить Стефана, стереть его без малейшего признака злобы и еще менее — ненависти. И вместе с тем я была решительно настроена на то, чтобы не попасться. Мне могут возразить, что это противоречивое поведение. Нет. Просто я не хотела, чтобы однажды кто-нибудь сказал: «Странные люди! Мать была убита по неизвестной причине, а дочь была сумасшедшей». Никогда. Это слово не прозвучит никогда.
Итак, с этого момента начинается моя месть. Не буду говорить о похоронах. Я кивала направо и налево, пожимала руки, машинально благодарила. Погрузившись в себя, я неустанно повторяла: «Мама, я знаю, где ты и кто тебя встретил. Наверное, ты читаешь в моем сердце, как говорится в книгах. Если можешь, помоги мне. Подскажи, как я должна действовать, и дай мне силы выдержать все это».
После похорон Бернар повел нас в ресторан. Его мать отказалась пойти с нами, и обед прошел гладко. Гладко, если не считать взглядов, бросаемых украдкой Бернаром, и плохо скрытой радости Стефана. О следствии старались не говорить, и в основном разговор вертелся вокруг филателии. Стефан не мог поверить, что с марками можно проворачивать торговые дела, да еще и получать при этом барыши. Он старательно изображал удивление, чтобы польстить Бернару, будто хотел нейтрализовать его. Этот расчет не ускользнул от меня. Ему придется часто общаться со мной, ведь отныне мы были партнерами, и он сразу хотел разрушить недоверие Бернара. И для этого пустил в ход все свое обаяние. Бернар же, со своей стороны, оценивал его про себя. Он привык к многословию, и оно его не смущало.
— Торговля марками, — говорил он, — во многом схожа с торговлей картинами. Моя роль ограничивается созданием аукциона, лишь с той только разницей, что чаще всего переговоры проходят по телефону. «Алло, у меня есть первый коммерческий полет Конкорда с тысячефранковой надпечаткой. Модель зубчатая, бледно-голубая, великолепная… Весьма редкая. И естественно, есть желающие». Понимаете?
Стефан заговорщицки смеялся, а Бернар прибавлял:
— И уж совсем замечательно, если удается заполучить юбилейную марку, например по случаю открытия навигационного салона.
— Неужели, мой дорогой Бернар? — поддерживал игру Стефан.
— Да, — пожимал плечами мой муж, — и будем серьезны. Ну а если смогу вам быть полезным… Только с одним условием, что вы не часто будете забирать у меня жену.
Бернар положил свою руку на мою.
— Как ты себя чувствуешь, Крис? Если новые обязанности тебе в тягость, скажи сразу.
— Не беспокойтесь, — поспешил вмешаться Стефан. — Нам будет достаточно одного часа два или три раза в неделю. В оставшееся время мы будем решать все проблемы по телефону. Но вначале мне бы хотелось, чтобы вы посетили наши верфи в Антибе. Вдвоем, если позволите. Служащие должны познакомиться со своей новой хозяйкой. И так как дело не терпит, то я предлагаю побывать там завтра.
Бернар взглядом спросил мое мнение, чтобы показать, что решение принадлежит мне одной.
— Я поеду пораньше на машине, а вы нагоните меня самолетом. Это будет менее утомительно.
Невероятно. Такой предупредительный, непосредственно дружелюбный молодой человек, как же мириться с тем фактом, что он и есть убийца? А я сама, решив восстановить справедливость, разве не улыбалась ему? Разве не старалась вести себя с ним по-дружески, чтобы расположить его к себе и нанести свой удар наверняка? Когда мы расставались, он крепко пожал нам руки.