Выбрать главу

Я, нижеподписавшаяся Кристина Вошель, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим требую произвести вскрытие сразу после моей смерти, подозревая покушение на мою жизнь. Виновным может быть только мой муж, Бернар Вошель. Прилагаемый отчет, дубликат которого находится в ассоциации «Уметь умирать», прольет свет на скрытые причины моего исчезновения.

Кристина Вошель, урожденная Роблен.

Перед тем как запечатать свой отчет, я добавила еще несколько строк:

Учитывая, что с сегодняшнего дня обстоятельства могут играть против меня, прошу не удивляться отсутствию связи в моем повествовании. Это вовсе не означает, что я теряю голову, а лишь то, что я борюсь во что бы то ни стало за свою жизнь. Если смогу, я направлю дополнительные записки, подобно исследователям, которые считают своим долгом держать в курсе весь мир о своей скорой кончине.

Кристина Роблен

(отныне я отказываюсь называться Вошель).

Итак, продолжим. Я бы могла замолчать, ждать и следить за приближением конца. Я ожидала взрыва насилия и должна была буквально заставить себя вернуться к Бернару, предварительно отправив свои письма. Бернар работал в кабинете под пристальным взглядом Принца.

— Ну, наконец-то, — сказал он.

Вот так просто. Не повышая голоса. Так, что я даже не нашлась что ответить. Я уселась в кресло. Он выводил какие-то цифры, что-то подсчитывал на калькуляторе и находился очень далеко от меня. Одним словом, был таким, каким я знала его всегда, — серьезным, прилежным и ненавидящим, когда его отвлекают. Какое-то время я молча смотрела на него. Это было невероятно! Этот спокойный человек был преступником, и по его вине я убила невинного! Как только я пыталась сконцентрироваться на этой ужасной мысли, она ускользала от меня, как фокус в оптическом приборе, который никак не удается поймать. Я заставляла себя связать между собой две правды, сражающиеся в моей голове. «Так как вторая пуля моя, то первая — его». Он продолжал считать, не поднимая головы. Взбешенная внезапным приступом гнева, я произнесла:

— Как хочешь!

И уже собиралась выйти, когда он наконец-то соизволил заговорить.

— Папин пистолет больше не наверху, я сделал это после того, как мне позвонил этот полицейский из Антиба.

Я вернулась на место. Бернар потер глаза, будто на него накатил приступ мигрени. Наконец он слегка стукнул кулаком по столу.

— Он здесь, — продолжил он. — У меня не было времени подумать, но…

— Значит, — сказала я, — ждешь, чтобы убить меня, как тогда мою мать.

И тут я взорвалась.

— Ты ничего не сможешь со мной сделать. Представь себе, я приняла кое-какие меры. В настоящее время в руках моего нотариуса находится письмо, которое он вскроет после моей смерти. В нем есть и настойчивое требование о вскрытии. Кроме того, я подготовила подробный документ для ассоциации «Уметь умирать». В нем я рассказала все.

— Все? Ты уверена? — перебил меня Бернар.

— В чем?

— Я о твоих любовниках. Не только о Доминике, но о всех остальных.

— Каких остальных?

— Послушай, Кристина, если ты хочешь правду, так давай выкладывать все до конца. После Доминика были другие!

— Ложь!

— Зачем же ты проводила у своей матери все субботние вечера? Не ври. Она ведь была твоей сообщницей.

— Я запрещаю тебе…

— Ах, пожалуйста, без громких фраз. Здесь ты говорила: «Я иду к маме», а там ты говорила: «Бернар думает, что я у тебя. Если он позвонит, скажи, что я только что вышла».

Что я могла ответить, ведь это была правда. Но не та правда, которую представлял себе он. Я заставила себя говорить спокойно.

— Насчет Доминика, признаюсь…

— Ты настолько любила его, что решилась на самоубийство после его отъезда?

Он говорил почти шепотом, и чувства наши казались схожими.

— Тебе этого не понять, — с презрением заметила я.

— Ты так думаешь? Я нанял частного детектива, и он следил за тобой. Я страдал как… как… Не нахожу слов просто потому, что их не существует вообще. Я ничего не мог с этим поделать, если тебе нужна была такая любовь, которую я не мог… Но ты не имела права, Кристина… Еще с Домиником я, может быть, мог бы и смириться. Когда я увидел тебя в клинике, жалкую, с забинтованными запястьями, мне стало так больно. Но потом! Все началось сначала. И с кем? Этого я не хотел знать. Я отблагодарил детектива, но с ужасом ждал приближения выходных. Наступала суббота, ты одевалась, прихорашивалась. «Я иду к маме, Бернар». Она была просто сводницей.