Отметим, что в учении К. К. Гершельмана о Царстве Божием много точек соприкосновения с философскими концепциями С. Л. Франка, также утверждавшего, что «Царство Божие внутри нас», оно возможно на земле и путь к нему лежит через любовь[78].
К. К. Гершельман останавливается в своем труде и на вопросе о бессмертии человека, всегда его очень интересовавшем. Этой проблеме посвящено несколько эссе Гершельмана, к ней он обращался и в своих стихотворениях, миниатюрах и рассказах. Тема бессмертия была для писателя не только предметом поэтического воображения или же чисто умозрительных построений, но и реальной проблемой, объяснение которой возможно средствами науки с использованием достижений современной биологии, парапсихологии, техники (эссе «О личном физическом бессмертии», не опубликовано). Особенно перспективным здесь Гершельману представлялось использование методов парапсихологии («О метапсихике», не опубликовано).
Конечный вывод К. К. Гершельмана:
«Даже если и есть какое-то продолжение жизни человеческой “души” после смерти тела, то это продолжение временное, частичное, отрывочное, очень неполное; оно исчерпывается физическими проявлениями посмертной “жизни”. Бессмертия сознания — в том смысле, в каком мы его ищем и хотим — в “спиритическом” бессмертии нет; его надо искать в каких-то других областях реальности и какими-то другими методами» («О метапсихике»). «Вступление в Царство Божие не делает человека бесконечным во времени, но делает его вечным в мгновении»[79].
Бессмертие должно быть открыто человеком в самом себе, в обнаружении людьми своей вечности[80].
Центральный тезис интересного эссе К. К. Гершельмана «Об игре» — это утверждение, что жизнь не только дело, но и игра. Гершельман приходит здесь к парадоксальному выводу:
«Дело — средство, игра — самоцель. Если дело нам по душе — оно уже игра, если оно не по душе — оно должно быть награждено игрой. Жизнь — или уже игра, или стремление стать игрой. Игра не отдых от дела, а его цель»[81].
С игрой тесно связан смех — «высшее, чего достигла жизнь».
У жизни есть только один враг — это смерть. Всякое зло поправимо, кроме смерти. Путь к тому, чтобы и смерть сделать поправимой, Гершельман видит в воскресении. Но этот путь тоже должен быть игрой.
«Чтобы превратить жизнь в рай, надо победить две вещи: скуку и смерть. Игра побеждает и то, и другое… Чтобы жизнь сполна превратить в игру, надо и смерть сделать немного игрушечной — это воскресение»[82].
Написанное более полувека назад эссе К. К. Гершельмана «Об игре» неожиданно перекликается с исканиями новейшей философии. Сейчас всё более и более получает распространение мысль о том, что игра-это один из основных феноменов человеческого бытия, путь к пониманию человеческой индивидуальности[83]. Отсюда такой широкий интерес не только философов, но и социологов, семиотиков, культурологов, историков к проблеме игрового мира культуры. Как видим, К. К. Гершельман здесь шел в русле современных научных исканий.
Любопытно и эссе К. К. Гершельмана «“Тон” мира». Тон — душа всякого произведения, как и всякое произведение-воплощение тона. Нет тона — нет стихотворения. Мир напоминает автору эссе художественное произведение, он имеет свой тон. За тоном мира в конечном итоге стоит Бог, «основная гениальная интуиция мира».
«Появление тона означает начало работы, а не конец ее. Полная выдержанность и полная выраженность тона есть плод долгого труда. Мир и есть такой труд воплощения и очистки тона»[84].
Мир состоит из отдельных индивидуальностей, имеющих свой тон.
«Личный тон каждого человека полнее всего его характеризует, показывает идеальное, вечное, “райское” лицо этого человека»[85].
Но к нему надо идти, это путь самосовершенствования человека, путь творческих поисков с элементами экспериментаторства. Гершельман подчеркивает важность, значимость индивидуального начала в мире. Именно благодаря этому наш мир — это мир совершенно особенный. Он неожиданен, своенравен, причудлив. Он все время обновляется, это — не мертвая всепредрешенность.
Философская эссеистика К. К. Гершельмана, как нам представляется, — заметное явление в литературе Русского зарубежья 1940-х годов. К сожалению, читатель смог с ней познакомиться значительно позже, да и то в далеко не полном объеме.
***
Нам осталось сказать несколько слов о живописном наследии К. К. Гершельмана, выборочно представленном в книге в виде репродукций его работ[86][87].
Как уже выше отмечено, К. К. Гершельман был автодидактом, никакого художественного образования у него не было. Тем не менее рассматривая его работы, нельзя не почувствовать присутствия разносторонне одаренной личности, талантливого самородка, открытого искусству жизни, наделенного живой фантазией и требовательного к художественной форме, человека большой внутренней культуры.
Подобно поэтическому наследию К. К. Гершельмана, его работы в области изобразительного искусства также оставляют удивительно целостное впечатление. Прежде всего, это приподнято-романтический духовный мир, не чуждый гротеска, своеобразной мягкой иронии, порожденной столкновением идеала с реальностью. Любимый жанр Гершельмана-религиозные, сказочно-мифологические, тонко стилизованные, иногда насыщенные деталями композиции. В образно-стилевом отношении акварели-гуаши и рисунки Карла Гершельмана генетически восходят к русскому символизму начала XX в., к «Миру искусства», к стилю модерн, впитавшему в себя элементы кубизма и тяготеющего к арт деко.
Тематический диапазон художественного творчества К. К. Гершельмана весьма широк: религиозные образы и апокалиптические мотивы («Апокалиптические всадники», 1928; Эстонский художественный музей), своеобразный ориентализм, углубление в мир индийской мифологии и пластического языка, сказочные сюжеты («Сказка о царе Салтане»), эскизы декораций для театра (оперы «Лакме» Л. Делиба в постановке театра «Эстония», 1930, и «Демон» А. Рубинштейна, 1933), эскизы костюмов, удивительная серия рисунков, вдохновленных фильмом Фрица Ланга «Метрополь» (1927), книжные иллюстрации и др.
Между поэзией и акварелями, как и графикой К. К. Гершельман. без сомнения, есть внутренняя связь, черты сходства, но есть и существенные различия. Если в своих стихах Гершельман стремился к «прекрасной ясности», лаконизму, то в своих рисунках-гуашах он чуждается изощренной детализированности, яркой декоративности, совершенно не свойственных его словесному творчеству.
Хотя работы К. К. Гершельмана и его супруги Е. Б. Розендорф-Гершельман неоднократно демонстрировались на их мемориальных выставках в Мюнхене (1989), Франкентале, Дюссельдорфе (1990), Хюнфельде (1998)[88] и Таллинне (2004), но тем не менее они почти незнакомы русским любителям изобразительного искусства. Им, как и русским читателям, предстоит еще приятная возможность ближе познакомиться с творческим наследием многоликого Карла Карловича Гершельмана.
СТИХОТВОРЕНИЯ
Расстрел. Из гражданской войны[89]
78
См. об этом: Ермичев А.А. С.Л. Франк — философ русского мировоззрения // С. Л. Франк. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 26–27; Алексеев П.Философская концепция С. Л. Франка // С. Л. Франк. Духовные основы общества. М., 1992. С. 10–12.
80
Впрочем, в отдельном эссе «О бессмертии» (Melbourne Slavonic Studies. 1983. № 17. С. 88–91) дается несколько иное понимание бессмертия.
83
См. об этом: Финк Е. Основные феномены человеческого бытия// Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 351–403.
86
Автор вступительной статьи не является специалистом по изобразительному искусству. Вследствие этого данный подраздел, в сущности, представляет собой компиляцию из работ известного эстонского искусствоведа Май Левин, сделанную с ее согласия. См.: Левин, Май. Возвращение Гершельманов//Новый Таллинн. 2004. № 5–6. С. 117–120; Она же. Идеал и реальность? Карл фон Гершельман — поэт-художник // Вышгород. 2005. № 1–2. С. 43–51.
87
По техническим причинам репродукции работ К. Гершельмана отсутствуют в электронной версии книги. Равно как и «О вежливости и благовоспитанности. Сказка в 13 поэзо-рисунках» (примеч. составителя электронной версии).
89
Расстрел. Из гражданской войны. Публикуется впервые по рукописи, хранящейся в архиве К. К. Гершельмана.