– Ты наполовину темнокожий? Не думаю, что в Клементине много таких, как мы, – подавшись вперед, сказала Талли. Она никогда раньше не видела таких лиц, как у Моста. В нем было намешено много всего: густые, как у Кеннеди, русые с рыжиной волосы.
– Бабушка была темнокожей. И да, ты права. Нас там немного, – согласился он.
Ее порадовало, что он сообщил ей что-то о семье, и нравилось, как он дул на кофе и на его поверхности появлялась рябь. Нравилось смотреть, как он доедает пончик. В голове роились мысли. Меньше часа назад этот человек хотел умереть, а теперь сидит напротив и проявляет осторожность, чтобы рот не обжечь. Казалось, он с еще более нарочитой мягкостью поблагодарил ее еще раз. Его кулон выбился на поверхность майки – блестящий золотой крест.
– Может, позвоним твоим? – спросила она, достав из кармана мобильник и положив его на стол между ними, хотя и не рассчитывала на согласие. Чтобы он продолжал говорить, ей придется рассказать о себе.
– Моя семья из этих мест и из Теннесси. Некоторые из Алабамы. Как у тебя отношения с родными?
– Не люблю такое, – сказал он.
– А что любишь?
– Светские беседы не люблю.
– Я тоже. Поэтому и спрашиваю о важном. Чтобы мы не теряли времени, – сказала она.
Уголок рта поднялся и дрогнул.
– Люблю эту песню, – сказал он. В кофейне негромко играли композицию Knives Out группы Radiohead.
– Я тоже. Она меланхоличная, странная, – сказала Талли. «Участие. Эмпатия». Обычно это срабатывало, люди раскрывались, как цветы. – Это твоя… мм… первая суицидальная попытка?
– Не знаю, что это было. Но сейчас мне вроде лучше. Трудно сказать.
Лучше? Так быстро? Она не верила.
– Я в туалет. – Он встал, взял с пола рюкзак.
– О’кей, – кивнула она.
Когда он оказался за закрытой дверью туалета, она пересела на его стул и принялась рыться в карманах. Чек от покупки куртки. Купил ее в то же утро. Что это за человек, который утром идет покупать куртку, в которой хочет умереть? Талли подняла глаза, чтобы удостовериться, что дверь туалета по-прежнему закрыта. Пока тихо. Она нервничала и была возбуждена, под действием адреналина сердце билось, как у зайца, руки дрожали. Во внутреннем кармане она обнаружила сложенный листок – записка? Времени посмотреть не было. Она переложила его себе в карман и, снова взглянув на дверь туалета, засунула руку обратно. Опять листок. Еще одна записка? Она взяла и ее. Он не мог не заметить пропажи обоих листков, но с этим она разберется позже, когда сможет в одиночку их прочитать. Может, в них ничего такого и нет. Она пересела на свое место, отпила еще кофе. Не прошло и пары минут, как он вернулся со своим рюкзаком и сел напротив.
– Да, мне определенно лучше, – сказал он. – Я умыл лицо холодной водой.
– В принципе, у тебя на лице уже была холодная вода – дождевая.
– Наверное, ты права.
Среди быстро мерцающих желто-оранжевых лампочек Мост морочил ей голову. Чуть было не решился на самоубийство, а теперь ведет себя так, будто все это пустяки? Она злилась на него, чувствовала, что их что-то связывает. От этой мысли было неловко. У нее вошло в привычку быстро устанавливать глубокие связи с людьми, с которыми она была едва знакома. До появления навигаторов, указав кому-нибудь дорогу, она переживала, добрались ли они до своего пункта назначения, или в общественном транспорте большого города не могла удержаться, чтобы не спросить плачущего человека, все ли у него в порядке, даже когда все остальные твердо решили не заговаривать с этим человеком и не смотреть на него. Время от времени к ней сильно привязывались клиенты: посылали мейлы и звонили поздно вечером, хотели познакомить ее с родными. Она напоминала им, что четкие границы важны для всех, хотя и не признавалась, как тяжело ей было прислушиваться к собственным советам.
Сразу после развода Талли немного зациклилась на новой жене Джоэла, и дошло даже до того, что она жутко переживала за нее, увидев в соцсетях, что та попала в небольшую автомобильную аварию. Талли без конца проверяла, все ли с ней в порядке, читала и перечитывала ее страничку, хотя та никогда не размещала ничего слишком уж тяжелого или личного. Рыская по ее страничке, Талли в общих чертах узнала о ее жизни. Зациклившись на всем этом, Талли чувствовала себя сумасшедшей. И даже более того. Когда все это началось, она была будто в замкнутом круге, из которой нельзя было вырваться, будто без остановки вращала обруч.
– Хорошая у тебя куртка. Похоже, новая, – убрав с лица волосы, заметила Талли. Она понимала, что выглядит ужасно, но еще не решила, волнует ее это или нет. С одной стороны, ей хотелось пойти в туалет, привести волосы в порядок, нанести на губы персиково-розовый блеск, пощипать щеки, но на прихорашивание времени сейчас не было, уж точно пока она пытается докопаться до сути происходящего. Разобраться, помочь и возлюбить ближнего, как самого себя.