— Ты слишком хорошо воспитан, Джон Таргариен, чтобы упрекать меня, после того, как ел и пил под моим кровом. Хотя, когда я был твоим гостем, бросать в меня снежки это тебе не мешало, — ввернул он.
Джону показалось, что уши у него вспыхнули как два факела, но Манс продолжил, как ни в чем не бывало:
— Я знаю, что ты хотел бы мне сказать, и это все будет правдой. Я действительно трус: провалил поручение, которое твоя мать возложила на меня, да еще и не смог прийти, чтобы самому сказать ей об этом. Ведь я знаю, как это было важно. Я родом из этой земли, и, пусть я почти не помню мать и совсем не помню отца, вольный народ — это мой народ, а не поклонщики, которых я когда-то обязался защищать. Раз мертвые вновь встают, надо что-то делать. Скажи, у Молодой Волчицы был еще какой-нибудь план?
Джон вспомнил погрустневшее лицо матери и покачал головой.
— Она надеялась, что, если Дозор поможет нам, можно будет обойтись без войны. Но, раз они отказали… Сегодня вожди собираются выбрать короля, который поведет вольный народ на Стену.
Манс кивнул.
— Мой новообретенный брат Великий Морж в числе кандидатов, как я полагаю. А кто еще?
— Тормунд. Девин Шкуродел, — начал перечислять Джон. — Вождь теннов, если послание успело до него дойти. На самом деле, попробовать может любой, но у вождя племени или предводителя отряда больше шансов, что его поддержат.
— Само собой. А кого из них тебе и твоей матери хотелось бы видеть Королем-за-Стеной?
Джон пожал плечами:
— Тормунд — хороший воин и человек тоже. И с матерью они друзья. Но… — он замялся.
— Но? — На губах Манса блуждала улыбка, однако карие глаза смотрели серьезно и проницательно, будто заглядывая в душу. И Джон решился поведать ему страхи, которые до сих пор они с Лианной обсуждали только между собой.
— Он ненавидит всех, кто живет к югу от Стены. Все они ненавидят. Если им удастся прорваться за Стену, они будут убивать всех без разбора.
— Да, так уже было не раз. Это огорчает тебя?
Джон вспыхнул.
— Я не боюсь битвы! Но поклонщики, о которых ты говоришь, тоже мой народ. Разве подобает королю возвращаться в свою страну, убивая подданных?
— Они — подданные Роберта Баратеона, а не твои. Чем ты им обязан, раз они даже не знают о твоем существовании?
— Роберта я когда-нибудь убью! — Джон сжал кулаки. — За отца. Но я не хочу, чтобы пострадали невинные люди. Если бы я был Королем-за-Стеной, я бы удержал их от этого.
— Но вольный народ никогда не признает королем мальчишку и не станет ему подчиняться. Сколько тебе — восемь, девять?
— Десять, — с горечью произнес Джон. И прибавил, не сдержавшись: — В отряде Тормунда есть мои одногодки. А мне мать не разрешила участвовать в поединках, хотя, когда мы с ней фехтуем, я уже выигрываю половину схваток. Больше половины.
— Так значит, ты не желаешь победы никому из них?
Джон много думал об этом, но теперь ему пришлось сказать:
— Я не знаю. Сильный вождь сможет победить в битве, но потом Север будет разграблен. Но если мы… если вольный народ не одолеет Стену, то окажется между Дозором и Иными, и мы все погибнем. И скорее всего так и будет. Мать говорит, ни одному Королю-за-Стеной не удавалось завоевать Север. Дозор и Старки всегда отбрасывали их назад.
Манс подобрал брошенную лютню, взял аккорд, поморщился и подкрутил колки.
— Все когда-нибудь случается в первый раз. Дозор уже не тот, что прежде, это я тебе точно могу сказать. Они отказали в смиренной просьбе, но запоют совсем по-другому, когда у ворот Черного замка встанет огромная армия. Может быть, некоторые из них даже окажутся настолько разумными, что пропустят ее без боя.
— Старки отбросят ее назад, — упрямо повторил Джон. — А они — наша родня. Тот, кто проливает родную кровь, проклят богами и людьми, а в битве это может случиться.
— То же можно будет сказать и о них, — Манс отложил инструмент и внимательно поглядел на Джона, — если они обнажат сталь против тебя и твоей матери.
— Они даже не знают, что мы здесь, — возразил Джон.
На мгновение ему показалось, что по лицу Манса пробежала тень. Но тот сказал только:
— Пойдем посмотрим, что там у вас за борьбище.
Комментарий к Часть 7. Джон
В речи моржовых людей использованы слова из поморской говори.
========== Часть 8. Король ==========
1.
Люди ходили туда-сюда, сновали между повозок и палаток, беспорядочно, как кусочки лука и моркови в кипящем котелке. Прошел полдень. Джон не вернулся к обеду, и Лианна поела с Астрид. К ним заглянул Тормунд, под неодобрительное ворчание хозяйки стащил из супа половину куриной тушки, сунул в карман на подкладке плаща — нимало не смущаясь тем, что жир тут же стал подтекать, впрочем, плащ и без того был грязным — и унес с собой. О сыне Лианна не слишком беспокоилась. Наверняка встретил Игритт, оттого и припозднился. Джона в деревне знали и, хотя сегодня здесь было много чужого народу, вряд ли кто-то стал бы задирать оборотня с огромным лютоволком. Она оглянулась на Серую Звезду — та лежала, положив голову на передние лапы, и флегматично разглядывала жужжащую перед самым носом муху, отогретую неярким северным солнцем. Эта картина наполнила Лианну умиротворением.
Но после обеда общий настрой поменялся. Котелок будто выкипел: затихли перебранки над мешками муки или бараньими окороками, мужчины и женщины собрали все, что успели выменять и даже то, что вроде бы никому не приглянулось, увязали тюки и котомки и поспешили на все усиливающийся гул, стоящий над площадкой для борьбы. Астрид всучила своим младшим отпрыскам два выменянных топора и бочонки с медом и сидром и велела нести в дом, а сама обернулась к Лианне:
— Мелких петушков уже подрали, поди, сейчас вожди петушиться начнут. Как думаешь, Волчица, угодно ли богам, чтобы мой пустобрех стал королем?
Некоторые ведуны и оборотни были провидцами. Лианна к их числу не принадлежала, но для вольного народа все они были отмечены богами, и даже бойкая и властная Астрид спрашивала ее мнение с толикой боязливого уважения.
— Я надеюсь на это.
Лианне ничего больше и не оставалось, раз надежда на мирный союз пошла прахом. Наверное, она не была угодна богам. Старые боги, боги Севера и вольного народа жестоки, здесь им до сих пор приносили в жертву коз и овец, но люди шептались, что племена и кланы, живущие дальше, в еще более суровых местах, до сих пор устраивали человеческие жертвоприношения, омывая кровью корни чардрев. Война же принесла бы тысячи жертв.
— Думается мне иногда, — вздохнула Астрид, лицо ее стало необычно печальным, и резко обозначились морщинки вокруг глаз, — что лучше бы им стал кто-нибудь другой. Загордится еще старый хрыч, заважничает, девки на ём будут виснуть гроздьями, как яблоки на яблоне в урожайный год, и вся добыча на них уходить будет. А потом еще полезет в битву, как герой какой, первым, и голову там сложит.
— Но если он проиграет в схватке…
— То умрет, — жестко сказала Астрид. — И так плохо, и сяк — не очень-то хорошо. Так что лучше уж пусть побеждает. Живой мужчина лучше мертвого, — это была ее любимая присказка.
Лианна кивнула. Она не заблуждалась насчет отношения Тормунда к поклонщикам – тех, кто не был способен сам за себя постоять, он и за людей не считал, но никого лучше из вождей она не знала. «И так и сяк плохо», — повторяла она про себя, идя за Астрид к месту, где в поединках вожди решали, кто из них достоин быть Королем-за-Стеной.
Толпа вокруг собралась большая. Астрид прокладывала себе дорогу пинками и ругательствами. Перед Лианной, рядом с которой трусила Серая Звезда, достигавшая головой своей хозяйке почти до плеч, люди расступались сами.
Только что кончилась очередная схватка. Девин Шкуродел размахивал окованной бронзовыми пластинами дубиной, уже изрядно запачканной кровью, бил себя кулаком в грудь и вопил, сколько вольный народ захватит богатых земель и добычи, если выберет его королем. Лианна с грустью подумала, что никто уже не ведет речи о спасении от Иных, а ведь именно те страшные известия и побудили собраться здесь представителей многих селений. Возможно, об этом просто было страшно вспоминать. От женщины, пришедшей откуда-то из-за Оленьего Рога, Лианна услышала еще об одном случае нападения упырей, окончившимся крупным пожаром: защищаясь, жители деревни сожгли свои же хижины. Но такие истории рассказывались шепотом. Об Иных вообще старались не говорить громко. А во всеуслышание мечтали о великих подвигах, горах золота и изобильной пище.