Малышка громко орала все время, пока ее обмывали и пеленали. Астрид только хмыкнула, передавая ее матери:
— Голосистая. В деда, видать. Только бы не выросла такой же пустомелей.
— И такой же обжорой, — добавила она, когда ребенок нашел полную молока грудь и замолчал.
Все засмеялись, даже Мунда, которую уже клонило в сон. Но тут же веселье резко смолкло. Шкуры, покрывавшие шатер, заколыхались, пропуская тонкие струйки морозного воздуха. Как ледяные пальцы, они пробирались под одежду, шарили по обнаженной коже. Мунда глухо выругалась и прижала к себе младенца так сильно, что тот выпустил сосок изо рта и снова захныкал.
— Идут, чтоб им пусто было!
Она попыталась встать, но Астрид удержала ее за плечи.
— Ты сегодня уже повоевала. Туда пусть твой мужик идет, зачем он еще.
— Меня сумеречный кот сильнее драл, и то на ногах стояла! — возмутилась Мунда. — А ее, — она указала подбородком на дочь, — к груди привяжу, делов-то.
В другое время Лианна бы поддержала ее от всей души — она сама всегда стремилась сражаться наравне с мужчинами, и независимость копьеносиц вольного народа была ей очень близка — но не сейчас.
— Им никак нельзя показывать ребенка, ты же знаешь, — сказала она твердо. — Они чуют жизнь, а от новорожденных ею пахнет особенно сильно, потому они и приходят всегда на роды.
— Они и сквозь палатку чуют, Волчица, — пробурчала Мунда, но опустилась обратно на шкуры. Слово Лианны имело вес, прежде всего потому, что она была знахаркой и оборотнем, а не из-за Манса. Вольному народу было все равно, кто чей муж или жена.
— Чуют, — подтвердила Лианна, — но что будет, если еще и увидят?
Руд уже поднялся и взял свой лук.
— Не волнуйтесь, — сказал он женщинам, выходя из палатки, — ни одна дохлая тварь сюда не пролезет.
Лианна вышла вслед за ним.
По ночам вокруг палаток всегда горели костры, но вокруг шатра Мунды сейчас пылало настоящее огненное кольцо. Когда начались регулярные нападения мертвецов, сначала казалось, что они нападают на всех без разбора. Но после того, как Иные уничтожили подряд несколько семей, в которых были роженицы, а их младенцы исчезли, стало ясно, что именно рождение новой жизни привлекает смерть сильнее всего. И тогда в такие ночи все родичи стали подниматься на защиту.
Тормунд окунал в смолу факелы и обмотанные паклей наконечники стрел, тем же занимались его сыновья и несколько бойцов из его отряда. Руду и Лианне он вручил по полному колчану.
— Отобьемся! Эта нечисть не протянет свои лапы к моему внуку, или я не Тормунд Громовой Кулак! — но лицо его, несмотря на жизнерадостный голос, было хмурым.
— У тебя внучка, — сообщила ему Лианна, и старый разбойник все-таки расплылся в улыбке. — Поцелованная огнем.
— А что я говорил? — он ударил себя кулаком в грудь. — Еще копьеносицей будет. А пока пусть мамку сосет, мы тут как-нибудь ее защитим. Целься! — крикнул он, заметив движение за огненной завесой.
За пламенем костров двигались бледные фигуры. Костры пугали их, а горячая кровь людей и, в особенности, ребенка в палатке, манила, и они все кружили, надеясь выискать прореху в огневом барьере. Огненные стрелы отгоняли их, но ненадолго, и они снова возвращались. Лианна выпустила две стрелы и потянула из колчана третью, когда кто-то тронул ее ногу.
— Серая Звезда, это ты? — она обернулась. Рядом с ней стоял ребенок, маленькая девочка лет пяти. Ее синие глаза смотрели прямо на Лианну, а черная ручка тянулась к ее животу. Лианна закричала. И продолжала кричать, отдирая от себя мертвые пальцы и одновременно вытаскивая из-за пояса меч. Она рубила мертвое тельце, вопя от отвращения, пока не подоспели сыновья Тормунда и не бросили все еще извивавшиеся и пытавшиеся ползти останки в костер.
2.
— Мы не можем больше торчать здесь. — Магнар теннов был мускулистым и лысым, с обрубками на месте ушей, и таким высоким, что возвышался и над Мансом, и над Тормундом. Его глубоко посаженные серые глаза смотрели пронизывающе и хмуро, и весь его облик говорил о том, что он привык к беспрекословному повиновению. Племя теннов отличалось от остального вольного народа: они умели плавить бронзу, были дисциплинированы и всецело преданы своему повелителю. Лианна не в первый раз возблагодарила богов за то, что, когда вожди бились за право возглавить вольный народ, магнар не успел прибыть вовремя. Он был бы очень опасным противником, но, убедившись, что Манса уже поддерживает большинство племен, предпочел присоединиться, а не воевать. — С каждой новой ночью, проведенной на одном месте, упыри становятся все наглее. Настанет день, когда мы вырубим все деревья в округе, и нам не из чего будет жечь костры. Чего мы ждем?
Магнар скрестил на груди руки и сердито уставился на Манса. На шкурах, устилающих землю в шатре, были разбросаны подушки, но он не удостоил их вниманием и продолжал стоять, длинный и прямой, как копье. В центре шатра Лианна выставила котел, полный мяса, но и от угощения магнар отказался.
— Нужно идти к Стене, — поддержал его Тормунд. Он сидел, развалившись сразу на трех подушках, и по его ручищам, которые он то и дело запускал в котел, стекали струйки жира. — Моя внучка — ее мы отбили, и то благодаря тому, что ту мелкую тварь, что умудрилась проникнуть за костры, перехватила Волчица. В другой раз может так не повезти. И что теперь, бабам вовсе не рожать? А мужикам тогда как обходиться? Я-то себе завсегда медведицу найду, а вот другим тяжеловато придется.
Лианна хихикнула в кулак. Милый старый Тормунд даже в минуты смертельной опасности не мог не балагурить. Но смех получился невеселым. Только она знала, что не сама обнаружила ребенка-упыря. Его отвлек исходящий от нее запах еще не рожденной жизни.
Манс, сидевший на подушке, подогнув под себя одну ногу, и с лютней в руках, как бы рассеянно взял несколько аккордов.
— Мы не будем здесь задерживаться дольше, чем это необходимо. Я жду сведений от своего человека среди ворон. Тогда и выступим.
Такова была легенда, придуманная после того, как Лианна пересказала Мансу суть ее разговора с братом. «Вождям это не понравится», — коротко бросил он. Лианна видела, что и ему это не нравилось. Она не стала скрывать, что Бен, предлагая отдаться на милость Роберта, сам не слишком был уверен в успехе. И если ей и Джону он обещал свою защиту, то о том, что в таком случае сделают с дезертиром Ночного Дозора, и речи не шло. Конечно, казнят. «Но какой у нас есть другой выход? — спросила она с горечью. — Штурмовать ворота Черного замка? Теперь, когда за Стеной собираются королевские войска?» Манс прищурился. «Законный король — твой сын. Почему бы Старку просто не открыть ему ворота?» «Бен не видит в Джоне короля, — вздохнула Лианна. — И он не так уж неправ. Джон — еще мальчик…» «Который быстро становится мужчиной. Он несколько лет рос на моих глазах, и я знаю, что говорю. И Старк тоже убедится в этом. Вот тогда поговорим еще раз».
Это было разумно, но теперь, когда она знала о своей беременности, мысль о том, что эти твари обязательно придут, когда настанет ее час, приводила ее в ужас. Хотя впереди было еще много месяцев, инстинкт в ней громко требовал бежать к Стене, и будь что будет.
— Воронам доверять нельзя, — нахмурился магнар. — Я могу отправить на разведку своих воинов.
— Решим это, когда будем ближе к Стене, — кивнул Манс.
Тормунд откашлялся.
— А ты, Волчица, небось хочешь дождаться своего паренька?
— Надеюсь, что к тому времени он уже вернется.
— Ну, даже если нет, ты не волнуйся, — он потянулся потрепать ее по руке. — С ним Игритт пошла. Она боевая девка, не даст его в обиду.
Лианна через силу улыбнулась. Но в тот же миг красноватый полумрак освещенного жаровней шатра заслонило от нее видение пропитанного кровью снега, разметанных по нему рыжих волос и Джона, склонившего бледное как смерть лицо. Голова у нее закружилась, к горлу подступила тошнота, и ее вывернуло прямо на прекрасные белые меха.