Чтобы лучше видеть, Джон забрался на толстую ветку страж-дерева, растущего на самом краю леса. Первый порыв броситься очертя голову в битву схлынул, когда он осознал, что до Иных просто не доберется. Они были где-то в самом центре толпы мертвецов, и Джон не сомневался, что именно над ними зависло острие снежной воронки. Именно они были средоточием всего этого холода, зимы и смерти, именно их воля привела в наступление всю эту огромную армию мертвых.
Джон уже не раз и не два задавал себе вопрос, не удастся ли развеять эту силу и обратить ее вспять, если убить тех, кто ее вел. Если убить хотя бы одного Иного, то, может быть, удастся посеять в рядах упырей хаос, которым Ночной Дозор мог бы воспользоваться. И Джон всматривался в колышущуюся массу тел, заполнившую собой почти все пространство между лесом и Стеной, выискивая призрачные фигуры Иных и мучительно соображая, с какой стороны у него больше шансов прорубить к ним дорогу, оставшись при этом в живых. Если бы с ним сейчас были Тормунд и его воины! Но вместе с тем Джон, прекрасно отдавая себе отчет в том, что его намерение — чистой воды самоубийство, был рад, что они не пошли за ним. Он мог мечтать о том, чтобы убить Иного, но на то, чтобы выжить после этого, рассчитывать не приходилось. От вольного народа и так осталась лишь горстка людей, и Джон хотел, чтобы они продолжали жить, а не сложили голову вместе с ним. Но чтобы у них, и у всех остальных народов, был шанс выжить, он должен, наконец, на что-то решиться.
Джон сполз пониже, туда, где две толстые ветви образовывали развилку, на которой можно было разместиться удобнее. С ветвей посыпался снег, Призрак, лежавший под деревом, положив морду на лапы, встряхнулся, напоминая собой оживший сугроб, и его глаза блеснули алым.
— Давай посмотрим на них поближе, — шепнул ему Джон. — Ты же не боишься?
Призрак возмущенно посмотрел на него. Спрашивать было излишним — белый лютоволк, в отличие от других зверей, оживших мертвецов совсем не боялся. И Джон, убедившись, что надежно устроился в развилке, поддерживаемый ветвями, скользнул сознанием в Призрака. Угол зрения резко изменился — теперь вокруг него были сугробы, а за ними ноги и спины разной степени разложения, частично прикрытые рваной одеждой и остатками меховых плащей. Передвигаться по рыхлому снегу было нелегко, но белый лютоволк делал это практически бесшумно. Мертвецы его не замечали. Сила, что управляла ими, была занята другим. Тем не менее, Призрак старался не очень к ним приближаться. Он втягивал в себя запахи застарелой смерти, отыскивая малейшие бреши в тесных рядах упырей. И, оказавшись почти напротив ворот, внезапно нашел то, что искал: просвет между телами, открывший полоску затоптанного грязного снега. Лютоволк принюхался. Здесь пахло свежей кровью и недавней смертью. Он увидел мертвецов в черных шкурах, которые еще до конца не остыли, и лошадиные трупы, на которых еще осталось много хорошего свежего мяса. Но тех, кто сейчас оседлал их, лютоволк не назвал бы двуногими, хотя они и ходили на двух ногах. В них никогда не было ни тепла, ни жизни, их плотью была зимняя вьюга, ветер, воющий в насквозь промерзшем ущелье, кристаллы сковавшего реку льда. Лютоволк сильнее вжался в снег, отступая и прячась.
Джон выскользнул из его шкуры, вздохнул и пошевелился на своем насесте, чтобы размять затекшие мышцы. Над верхушками деревьев перекрикивались вороны. По привычке он тронул свой бок под плащом, где был прикреплен маленький, подаренный матерью меч, но потом потянулся за спину, чтобы вытащить из ножен Черное Пламя. Маленький клинок, «иголка», как иногда с издевкой называл его Манс, Джону тут не поможет. Если и была какая-то надежда убить Иного, то заключалась она только в магии, которая могла сохраниться в древнем фамильном оружии. Джон выставил меч перед собой, вновь наскоро полюбовавшись переливами темной валирийской стали, и спрыгнул вниз, в сугроб, подняв облако снежной пыли, запорошившей глаза.
— Ты все-таки решил использовать этот красивый длинный меч по назначению, — раздался знакомый ворчливый голос, прежде чем Джон успел проморгаться, — вместо того, чтобы ковырять им в зубах. Это хорошо. Но почему ты решил, что мы отпустим тебя одного? Мы не выбирали тебя королем, чтобы ты решал за нас всех, хар-р-р! — Тормунд сплюнул себе под ноги.
От неожиданности у Джона подкосились ноги, и он опустился на снег. За Тормундом, подбоченившимся и мерившим его суровым взглядом из-под кустистых бровей, стояли Торегг, Дормунд, Астрид, Мунда, Руд… Занятый разведкой, Джон не почувствовал их появления и теперь не знал, проклинать ли себя за неосторожность или радоваться тому, что это оказались не враги. Лица терялись в темноте, которую не могли разогнать слабые огни факелов, и метели, но Джон не сомневался, что там были все, кого он оставил в лагере, все живые вольного народа. Он почувствовал, что смеется, но глаза вдруг защипало, а внезапно увлажнившиеся щеки прихватило морозом.
2.
Оставаясь под прикрытием леса, на краю которого безмолвным стражем застыл Призрак, Джон с Тормундом и другими воинами — на самом деле высказаться хотели почти все, — принялись жарким шепотом спорить о том, как лучше атаковать многотысячную армию мертвых. Джон до последнего был против, чтобы ради него кто-то еще жертвовал собой, но ему снова напомнили, что, может, он и сын принца в землях поклонщиков, но у вольного народа его слово значит не больше, чем слово любого другого.
— Даже Манс всегда выслушивал людей, прежде чем принять решение, — назидательно сказала Астрид. Ее меха обтрепались, на платье теперь было больше прорех, чем вышивки, а лицо побледнело от холода, недоедания и усталости и было покрыто пятнами грязи, но нрав остался прежним. Сам Тормунд тушевался, когда она брала дело в свои руки. — А тут и раздумывать нечего. Если есть хоть малейшая надежда, что этот твой меч сможет поразить кого-то из Иных, то ты должен попытаться, а мы поможем тебе добраться до них живым.
Джон еще раз попробовал переубедить их.
— Если вы все отправитесь со мной, обратно никто не вернется. Хотя бы женщин, стариков и подростков отошли обратно в лагерь, — попросил он Тормунда. Тот сообщил чуть раньше, что, когда они оставили свои шатры, костры вокруг все еще горели; возможно, они горят до сих пор и смогут дать людям какую-то защиту.
— Зачем? Чтобы мы медленно умерли от холода, не дождавшись вас обратно? — скривила рот Мунда. Из-за ее спины выглядывал замотанный в шкуры младенец, и смотрел он так же сурово, как и его мать, сжимавшая в руке старое копье.
— В свой час смерть приходит ко всем, — поддержал ее муж. — Лучше мы погибнем все вместе ради искры надежды, чем проживем еще немного и умрем в отчаянии.
Тормунд хлопнул Джона по плечу.
— Не стой ты как пень. Железкой, что ли, своей помаши для разминки. Чтобы в последний момент рука не дрогнула. От нас ты все равно не избавишься, постарайся хотя бы, чтобы все это было не зря.
Джон посмотрел в их лица — осунувшиеся, но полные решимости, — и медленно кивнул.
— Я принимаю вашу помощь. Но, — он поднял руку, прерывая начавшийся было вновь гомон, — попытка у нас будет только одна. И, если мы хотим не только героически погибнуть, но и постараться переломить ход этой битвы между живыми и мертвыми, то нам нужен вождь.
Вождь — и дисциплина, это он знал по рассказам матери о доблестных рыцарях Семи Королевств, и уверился в этом еще больше после долгих разговоров с дядей Беном и воспоминаний старого лорда Бриндена. Вольному народу само понятие дисциплины было абсолютно чуждо. Но если они набросятся на мертвецов без всякого порядка и плана, то их гибель будет быстрой и напрасной. И только Король-за-Стеной мог добиться от них хотя бы подобия порядка, только его распоряжения, пусть с оговорками, но выполнялись.
Они смотрели на него, и в их глазах читалось сомнение. Ища правильные, единственно верные слова, он глубоко вздохнул:
— Когда-то вы выбрали Манса своим королем. Он был достойнейшим из достойных, но теперь он мертв или в плену. Я — его приемный сын, но даже если бы я был ему сыном по крови, это не дает мне никаких прав среди вас. То, что я законный наследник трона Семи Королевств, для вас тоже не имеет значения. Мы — вольный народ, а не поклонщики, мы идем за сильными и смелыми, неважно, из чьего семени и из чьей утробы они произошли. Но сейчас нет времени устраивать состязания на силу и ловкость. У вас нет никаких причин, чтобы следовать за мной как за вождем, и слушать меня, как вы слушаете вождя. Я могу только просить вас сделать это.