В богороще Винтерфелла лишь одно чардрево с вырезанным на нем ликом. Когда Джон ступает на берег пруда, чьи подернутые паром волны почти подбираются к узловатым белым корням, то понимает, что помолиться в одиночестве не удастся. Маленькая фигурка скачет у подножия чардрева, размахивая палкой, будто мечом. Сначала Джон принимает ее за мальчика, но стоит ребенку опустить палку и повернуться к нему, как он понимает свою ошибку. Это девочка, надевшая мальчишескую одежду — поношенную и явно не по размеру. Он узнает ее, хотя видел только мельком: один раз, когда дядя представлял всю свою семью, и пару раз за обедом. Она, действительно, выделяется из всех детей его дяди, — четверо пошли в мать, синеглазые, с волосами цвета осенней листвы, а Робб и Санса еще и высокие, и малыши, скорее всего, будут такими, когда вырастут. Джону даже сложно представить, что они ему родственники, настолько они разные. Эта же девочка, невысокая и худощавая, с темными прямыми волосами и вытянутым лицом, похожа на своего отца, и на него, Джона. И на Лианну. Он не замечал этого так ясно, когда она, потупив глаза, пряталась за спины других, но теперь, когда он видит ее раскрасневшейся, поглощенной фехтованием — а у нее выходит не так уж плохо, думает он, явно она наблюдала за братьями и другими воинами на тренировочном дворе, — то сходство с Лианной становится почти абсолютным. Наверное, именно такой была его мать двадцать с лишним лет назад. Джон отступает назад, в тень деревьев, не желая мешать. Но тут девочка встает в стойку, поднимает свой импровизированный меч и почти досконально повторяет удар, каким сегодня Джон повалил Робба.
— Браво! — вырывается у него, и девочка в испуге останавливается. Лютоволчонок, который сидел у самого чардрева так тихо, что Джон его поначалу не заметил, оскаливается, но, подбежав и обнюхав его одежду, успокаивается и отступает обратно к хозяйке.
— Простите. Я не хотел вам мешать, кузина Арья. Я шел сюда помолиться.
— Кузен Джон.
Темно-серые глаза смотрят настороженно, но палка, мгновение назад наставленная на него, опускается.
— О чем вы хотели помолиться?
— О том, что мне делать дальше.
— Но вы же король, — удивляется Арья. — Вы должны сидеть на Железном Троне. Разве не этим занимаются короли?
— Наверное, — Джон пожимает плечами. — О других королях я знаю только по рассказам матери. Но она всегда говорила мне, что хорошие короли — это те, кто защищает свой народ.
— Как королева Нимерия, — Арья взволнованно кивает. — Она была королевой ройнаров и переправила весь свой народ через Узкое море, чтобы спасти. Я назвала своего волчонка в честь нее.
Красные листья чардрева за ее спиной согласно трепещут. Значит ли это, что он получил свой ответ?..
Он вновь переводит взгляд на Арью. Случайность ли то, что она оказалась здесь?
— Вы сражаетесь перед ликом богов?
Кажется, серьезность, с которой он это говорит, трогает девочку.
— Я просто… Сюда обычно никто не ходит, только отец, а он сейчас занят… — она вскидывает на него умоляющий взгляд. — Вы не расскажете, что видели меня, кузен? Мама будет ругаться. Она хочет, чтобы я была леди, как Санса. А я совсем не похожа на леди. Септа говорит, что я совсем плоха в вышивании и вообще я только всех позорю…
— Чушь какая-то, — вырывается у Джона. — Вы похожи на мою мать, а она — леди, самая благородная из всех.
Арья замирает, заинтересованно глядя на него.
— Я слышала, тетя Лианна была больна. Я хотела навестить ее, но мама сказала, что к ней нельзя.
— Она поправилась. И она уезжает завтра, но если хочешь, я еще успею вас познакомить.
Арья завороженно кивает. Потом переводит взгляд на палку в своих руках, испачканную рубаху и штаны с прорехами на коленках, и ее плечи уныло опускаются.
— Но она, наверное, тоже не дерется на палках.
— Дерется, и не только на палках, — Джон не может сдержаться, и широкая улыбка расплывается по его лицу. Арья неуверенно смотрит на него и вдруг тоже начинает улыбаться.
— А ты видел, как я фехтую, кузен? Правда, у меня получается?
Джон кивает.
— Правда. Но, если позволишь, я дам тебе совет.
— Какой? — она чуть не подпрыгивает от нетерпения.
— Приемы, которые ты отрабатываешь, — они для двуручного меча. Такой ты не поднимешь ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Тебе надо разучить колющие удары для небольших клинков, подходящих для твоей руки.
Глаза Арьи загораются, она открывает рот, наверное, собираясь спросить его про эти удары, но вдруг сникает.
— У меня все равно никогда не будет своего меча. Ни длинного, ни короткого, никакого. Девушкам это не положено.
— Чушь, — снова говорит Джон. Рука опускается на пояс, где висит маленький, до сих пор безымянный клинок, подарок матери, хотя Джон больше не может использовать его в бою, ведь Черное Пламя приходится держать двумя руками. Он смотрит на девочку, его кузину, так похожую на его мать, и на душе становится теплее. Он не может вспомнить, чувствовал ли что-нибудь похожее после смерти Игритт. И он снимает меч с пояса, зная, что Лианна не будет против.
— Это тебе.
Глаза Арьи расширяются. Темно-серые глаза, как и у него.
— Меч.
Ножны соблазнительно шуршат, когда он вытаскивает клинок, слегка отливающий синевой в сумраке богорощи.
— Только будь осторожнее, он очень острый.
Арья наклоняется, чтобы рассмотреть клинок поближе, и вдруг вскрикивает удивленно:
— На нем изображен лютоволк! Его что, выковали в Винтерфелле?
Джон кивает.
— Ваш кузнец, Миккен, выковал его когда-то по просьбе моей мамы.
Он вкладывает меч ей в руку.
— Ну как? Не слишком тяжел для тебя?
Она делает несколько выпадов и трясет головой, радостно улыбаясь.
— Ты научишь меня, как им сражаться?
Джон слегка треплет ее по волосам.
— Когда вернусь. Сначала мне надо выполнить то, что должен сделать хороший король.
— Я понимаю, — Арья серьезно смотрит на него, закусив губу. Потом на ее лице отражается сомнение: — А у меня не отберут его?
— Подарок короля никто не посмеет отобрать.
— Спасибо, кузен! — она пытается обнять его, с мечом в руке получается неловко, но Джон чувствует себя таким счастливым, как не чувствовал уже очень давно.
Он уже поворачивается, чтобы уйти, как вдруг Арья окликает его.
— Джон, постой! А как его зовут?.. Меч, — поясняет она в ответ на его недоуменный взгляд. — Отец говорил, что у всех хороших мечей есть имена.
— Я когда-то перебрал с десяток самых громких имен, но Манс, мой отчим, высмеял их все. Так что как-то не сложилось у меня его назвать. А Манс в шутку называл его иголкой, годной только для женской руки. Мы с ним даже ругались из-за этого, — Джон слегка улыбается воспоминаниям.
— Иголка? — Арья в задумчивости смотрит на меч. — Терпеть не могу шить. Но такая Игла мне нравится куда больше, чем та, что для вышивки.
— Значит, решено. Называем его Иглой.
И они оба смеются.
***
Воспоминание об этом потом долго согревает Джона в пути на север.