— Мы справимся, — шепчу в её в затылок. — Обещаю.
Я готов расшибиться в лепешку, чтобы сдержать своё слово. Именно поэтому, когда суровый мент заходит комнату и многозначительно стучит указательным пальцем по циферблату своих наручных часов, я покидаю Яну, вопреки тому, что сердце отчаянно рвется обратно к ней. И мне до жути не хочется оставлять её в таком шатком подавленном состоянии.
Но воронка свалившихся на голову дел, закручивает меня с невероятной скоростью. Адвокаты, опека, менты. Меняются лица, вливаются деньги, ситуация накаляется с каждым днем всё больше и больше.
Я натуральным образом рою землю, пытаясь найти выход из ситуации. Адвокаты ищут свидетелей, опека прижимает папашу пацана и Тиму изымают. Позже я все-таки узнаю, в какой детский дом его определяют, пока суд рассматривает дело о лишении этого козла родительских прав. К н и г о е д . н е т
Сплю я от силы несколько часов, а потом гонка начинается сначала. Невероятных усилий мне стоит не слететь с катушек. Но желание всё бросить я отметаю на корню. Однажды, я смалодушничал и теперь имею то, что имею.
Бывшая жена не верит мне. Каждый мой визит к ней, воспринимает с опаской. Особенно, когда я все же добиваюсь того, чтобы к ней пустили психолога.
Яна вообще умела всё усложнять. Но когда я любил простоту? То-то же. От этого откровения перед самим собой становиться как-то легче, и пружина внутри меня разжимается. Отпустило.
Раз ей хочется бодаться, то я совсем не против. Особенно если от этого искупиться пусть и малая часть моей вины перед ней. И её вредность, и постоянные пустые попытки меня выгнать, в конце концов даже начинают меня забавлять. Впрочем, это становится единственной моей отдушиной в череде наступивших тяжелых дней.
— Выходи за меня, — предлагаю её в один из очередных визитов.
— Что? — Яна округляет глаза и смотрит на меня, как на полного идиота.
Пусть так, но её статус в моей жизни, в последний дни стал безмерно раздражать. Какая же она к чертям собачьим бывшая, когда как только ради нее я затеял всю эту вакханалию с судами и опекой.
— Я предполагаю, что после суда, где тебя непременно оправдают, ты захочешь усыновить Тимофея. Гораздо легче это будет сделать, если мы будем женаты, — пожимаю плечами я.
Прекрасно осознаю, что давлю на больное, но, вопреки этому, нисколько не сожалею. Она моя жена и точка. Если для этого нужно прибегнуть к небольшой хитрости — так тому и быть.
— Царёв, ты без царя в голове, — хмыкает Яна, качая головой, но впервые за всё время, проведенное в следственном изоляторе, улыбается.
Видимо, некая тавтология в этой фразе забавляет её, но мне сейчас явно не до смеха. Вон как ладошки потеют и дрожат мелко. Кажется, даже делая предложение ей в первый раз, я волновался гораздо меньше. Может быть потому, что точно знал положительный ответ на свой вопрос. Но сейчас…
Сейчас всё было слишком сложно между нами. Мы вроде бы были близки, но так отчаянно далеки. Все наши разговоры вращались вокруг суда, слов адвоката и Тимофея. Как он? Где? Что с ним? Одет, обут, сыт?
Я понимал её волнения, пусть они и были беспочвенны. Всё что касалось благополучия пацанёнка, я контролировал лично. Пусть и навещать его не получалось слишком часто. Да и сам Тима не охотно разговаривал со мной. Вздрагивал, заслышав шаги, вскидывал голову, сдувая непослушную челку с глаз, но видя, что прихожу я один, быстро сдувался, теряя всякое настроение.
Было сложно. Я пытался объяснить ему, что не все обстоятельства зависят только от нас. И что Яна обязательно вернется за ним. Всё упиралось во время, но как бы Тима ни был разумен не по годам, он был всего лишь маленьким мальчиком, потерявшим всякую, казалось бы, незыблемую, опору в своей жизни.
— Это «да»? — нетерпеливо уточняю.
Она неопределенно разводит руками. И как это черт возьми понимать?!
20.2. Яна
«Ты взлетаешь высоко и не слышишь никого.
И забыв о всем Святом, ты разбиваешься.
Но едва открыв глаза, ты кричишь один в слезах:
Неужели жизнь моя… Жизнь продолжается!»
Тина Кароль — Жизнь продолжается
Яна
— Мама!
— Тима, — из последних сил шепчу на выдохе.
Тимофей подрос за то время, пока мы были не вместе. А еще кажется стал гораздо взрослее. И этот ослепляющий свет в его глазах, который загорается, стоит мне только переступить порог игровой комнаты в детском доме, перечеркивает абсолютно все серые, пропитанные одиночеством и болью дни без него.
Он утыкается носом в мой живот и плачет. Еле слышно, почти беззвучно, но я так отчетливо это вижу по тому как сотрясаются хрупкие мальчишечьи плечики и стремительно мокнет моя блузка, что сердце вновь разрывается от невыносимой тоски.