— Ты уверена, что с тобой ничего не произойдет, пока меня не будет? — спросил Рамон, когда они встали из-за стола.
— Конечно, — усмехнулась Нена. — Что со мной может случиться?
— Не знаю, — он пожал плечами и грустно улыбнулся. — Я спросил просто так.
На улице Нену ждала машина.
— Подвезти тебя до Доувер-стрит?
— Нет, спасибо. Я прогуляюсь.
— Прекрасно. Тогда счастливого пути.
— Спасибо. Увидимся, когда я возвращусь, — Рамон коснулся губами ее щеки и подождал, пока Нена сядет в автомобиль.
Он увидится со мной, когда возвратится! — сердито пробормотала она про себя, глядя вслед Рамону. — Это мы еще посмотрим.
Однако Нене пришлось признаться себе, что она испытывает большое облегчение оттого, что Рамон возглавляет руководство делами дедушки и она не оказалась оставленной на растерзание вкрадчивым велеречивым юристам, которые почему-то вызывают у нее инстинктивное недоверие.
Затем Нена вспомнила о слове, которое она дала донье Аугусте, и вздохнула. Ей очень неприятно рассказывать кому-либо о своей беременности, прежде чем об этом узнает Рамон. Но, с другой стороны, у нее была такая возможность, и она не воспользовалась ею. Ну, хорошо. Придется признаться донье Аугусте и надеяться, что она сохранит это в тайне. Нена инстинктивно чувствовала, что может положиться на мать Рамона, которая вызывает у нее большое доверие. И она знала, что донья Аугуста говорит ей правду: у нее действительно беспристрастное и реалистичное мнение о своем сыне.
Нена взяла телефон и договорилась, что приедет на Итон-Сквер через несколько минут. Когда она появилась, донья Аугуста уже поджидала ее.
— Входи, дорогая. Давай выпьем по чашечке чая в гостиной. — Она сказала несколько слов дворецкому и провела Нену в небольшую уютную комнатку с диваном у окна, на котором лежали подушки с цветочным узором. Очевидно, это был уголок, предназначенный только для доньи Аугусты.
— Как здесь мило! — восхищенно воскликнула Нена.
— В доме, наполненном мужской энергией, мне нужно иметь что-то женственное, — рассмеялась мать Рамона.
Присядь, милая, и расскажи, что сказал врач.
Нена послушно села на мягкий диван и сделала глубокий вздох.
— Это правда, — торопливо проговорила она, — я беременна. Ребенок родится в апреле.
— Поздравляю, дорогая моя! Это чудесная новость. Когда ты собираешься сказать Рамону?
— Не знаю. Это… это так трудно. Я хотела сказать ему за обедом, но…
— Вы обедали вместе?
— Да. В ресторане. Мне захотелось съесть ростбиф.
— А-а-а!
— По правде сказать, я не знаю, что делать, внезапно Нена разразилась слезами, которые, несмотря на все усилия, она не смогла удержать. — Я н-не знаю, что со мной, — захлебываясь от слез, она тщетно искала несуществующий носовой платок. — Как будто я лишилась рассудка.
— Но, Нена, девочка моя, это совершенно естественно. — Донья Аугуста опустилась на диван рядом с ней и взяла Нену за руку. — Когда мы ожидаем ребенка, все наши чувства изменяются. Мы беспричинно плачем, видим все в черном свете, хотя это не так, и у нас возникают неожиданные эмоциональные вспышки. Помни, что твое тело и душа привыкают к материнству. Теперь ты не одна, и заботиться тебе надо о двоих.
Нена шмыгнула носом и кивнула.
— Я знаю. Сегодня в ресторане я думала об этом, — Тогда скажи мне, — ласковым спокойным тоном обратилась к ней донья Аугуста, — почему ты не сообщила Рамону?
— Потому что он сказал, что едет в Нью-Йорк, а потом в Ньюпорт, чтобы кататься там на яхте. Кататься на яхте! Можете себе представить? Я хочу сказать, для чего ему нужно кататься? Почему он просто не может приехать… — Внезапно поняв, какие глупости она, должно быть, говорит, Нена умолкла.
— Наверное, ты не дала ему понять, что хочешь, чтобы он вернулся, — тихо сказала донья Аугуста. Мужчины имеют странное обыкновение уходить в свою скорлупу. Они могут быть очень гордыми. Ты позволила Рамону рассказать о том, что произошло в Буэнос-Айресе?
Нена опустила голову и отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Ты не рассердишься на меня, если я скажу, что это, возможно, было немного глупо? Он заслужил наказание, я согласна. И уверена, что оно принесло ему большую пользу, так как он понял, что не может всегда поступать по-своему. Но я верю, что Рамон говорил правду, утверждая, что порвал с Луисой.
— Вы в это верите? — Нена посмотрела на свекровь глазами, полными слез. — Но она такая красивая, изящная, искушенная, опытная… Я могу понять, почему он мог предпочесть ее мне. Ведь, в конце концов, я — просто обязательство, которое он взял на себя, — Нена проглотила слезы. — Я не ожидала, что…
— Что ты влюбишься? — мягко договорила за нее донья Аугуста с нежной улыбкой. — Почему нет? Я влюбилась в мужа после того, как вышла за него замуж. И у меня есть веские причины полагать, что с ним произошло то же самое. Тебе, Нена, никогда не приходило в голову, что Рамон может полюбить тебя?
— Нет. Конечно, нет. Почему он должен любить меня? Если бы вы видели, как они с Луисой смотрели друг на друга… как пара… Я уверена, что он любит ее.
— Чепуха! — решительно возразила донья Аугуста. — Они были хорошими компаньонами: вращались в одном кругу и все такое прочее, и я уверена, что у них была вполне гармоничная сексуальная жизнь, пока длилась их связь. Но я говорю не об этом. Я говорю о страсти, о подлинной любви, о чувстве, которое приходит только раз в жизни и никогда не исчезает.
— Ну, хорошо, если он любит меня, почему же он отправился в Нью-Йорк и останется кататься на той злополучной яхте? — пробормотала Нена, сморкаясь в носовой платок, предложенный ей доньей Аугустой.
— Потому что ты не подпускала его к себе, дорогая. Какой мужчина не попытается спасти свою гордость? Особенно такое самоуверенное, высокомерное создание, как Рамон. Такого с ним, вероятно, никогда не происходило.
— Думаю, что нет, — уныло согласилась Нена.
— Ну, а теперь вот тебе мой совет. Поезжай домой, отдохни и в течение этой недели хорошенько подумай, как ты хочешь поступить. Когда он возвратится, у тебя уже будет решение.
— Вероятно, вы правы, — удрученно сказала Нена. — Но вы ведь не расскажете ему о ребенке? обеспокоенно спросила она.
. — Конечно, нет, дорогая. Это будет нашим секретом, пока ты сама не решишь открыть его Рамону. Это твоя привилегия, — успокоила ее донья Аугуста. Улыбнувшись, она сжала руку Нены. — И если я тебе понадоблюсь — и даже если нет, — грустно добавила она, — я буду поблизости и позабочусь, чтобы у тебя все было хорошо. Когда самолет оторвался от земли, Рамон, держа в руке бокал с виски, задумчиво смотрел сквозь струи летнего дождя на постепенно уплывавший вниз ландшафт. Предстоит уладить много дел, и он намеревается сделать это как можно быстрее. Какое-то смутное чувство беспокойства не покидало его, когда, откинувшись на кожаную спинку широкого удобного сиденья, он размышлял о том, что произошло за последние несколько недель.
Вчера Нена показалась ему неуравновешенной совсем не такой, как обычно. Но сейчас бесполезно волноваться об этом. Ему лучше заняться бумагами, которые он захватил с собой.
Вздохнув, Рамон открыл дипломат и приготовился к долгому перелету. По крайней мере, у него есть время, чтобы еще раз проверить все спорные вопросы в деятельности компаний Карвахаля, которые вызывают его беспокойство и нуждаются в тщательном рассмотрении.
Неделя вдали от Нены, возможно, пойдет на пользу им обоим. При условии, что она окажется более сговорчивой, когда он возвратится…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Нена проснулась за полночь, чувствуя резкую боль внизу живота. Сначала она перевернулась на другой бок и попыталась найти более удобное положение. Но заснуть ей не удалось: боль не проходила, а, напротив, усиливалась. Нена заволновалась.
Включив ночник, она попыталась сесть, но от боли не смогла распрямиться. Отбросив одеяло, Нена попыталась опустить ноги на пол и поняла, что истекает кровью.