Выбрать главу

Закусив губу, Нена вышла из комнаты, даже не взглянув на мужа.

Донья Аугуста взяла ее под руку.

— Я очень сочувствую тебе, Нена, — сказала она, не в силах видеть такое безмерное страдание. Давай спустимся вниз. Тебе нужно выпить чаю или спиртного. О твоем дедушке заботятся наилучшим образом.

В ту ночь они остались в Турстон-Мэнор. Нена ясно дала понять, что они будут спать в отдельных спальнях. Рамон намеревался воспротивиться этому, но, инстинктивно поняв, что в это тяжелое время ей необходимо одиночество, не стал возражать.

Из Лондона приехал дон Педро, и они поужинали, лишь изредка обмениваясь словами. Есть никому не хотелось. Нена не могла проглотить ни кусочка, неотступно думая о дедушке, в комнате которого она проводила большую часть дня, молча сидя на стуле рядом с кроватью. Она гладила худую руку деда и молилась, чтобы произошло чудо.

Несмотря на первоначальное стремление немедленно отвезти его в больницу, Нена прислушалась к словам доньи Аугусты, которая со свойственной ей мягкостью предположила, что дону Родриго, возможно, приятнее находиться в своем доме.

Позже Рамон высказал ей ту же мысль, и, несмотря на сильное желание отнестись с пренебрежением к его словам — Нена чувствовала, что он отчасти повинен в том, что ее не было с дедом, — и все-таки отправить деда в больницу на вертолете, она выслушала горькую правду.

— Нена, я знаю, как тебе трудно смириться с этим, но, думаю, ты должна взглянуть правде в лицо. Конец уже близок, — сказал Рамон, когда они остались одни в холле. Он не сделал попытки взять ее за руку и разговаривал с ней, стоя поодаль.

— Должен же быть какой-то выход! — в сотый раз повторила она. — Я уверена, что можно сделать что-то.

— Ты слышала, дорогая, что сказал врач, — мягко возразил Рамон. — Дону Родриго ничем нельзя помочь. Мы можем только сделать все возможное, чтобы скрасить ему последние часы жизни.

Услышав эти слова, Нена с глазами, полными слез, побежала по лестнице. С силой сжав балясину перил, Рамон смотрел ей вслед, чувствуя, что лучше оставить Нену в покое.

И ему снова захотелось поднять вопрос об общей спальне. Не потому, что он хотел заняться с ней любовью. Он знал, что Нена отчаянно нуждается в утешении, которое она смогла бы найти в его объятиях. Но, видя ее отчужденность, он промолчал. У него будет достаточно времени, чтобы облегчить ее горе, когда дон Родриго отойдет в лучший мир и Нена полностью осознает свою потерю. Как мудро поступил престарелый джентльмен, который сумел предвидеть подобное развитие событий! — подумал Рамон. Скоро ему придется оказать своей жене поддержку, в которой она будет нуждаться.

А пока ночь, которую он проведет в одиночестве, даст ему возможность позвонить Луисе. Собравшись с духом, Рамон набрал номер в Буэнос-Айресе.

— Слушаю, — прозвучало по-испански.

Удивительно, но мелодичный грудной голос не произвел на него обычного впечатления.

— Лу, это я, — по привычке сказал Рамон.

— Неужели, дорогой? И где же ты?

— В Англии.

— Понимаю. Если верить слухам, в последнее время ты был очень занят, — ее голос стал холоден, как воды Антарктики.

— Послушай, Лу, я знаю, что следовало позвонить тебе раньше и все рассказать. Но мне не удалось, — закрыв глаза, он поморщился, представив злое лицо Луисы.

— Значит, это правда, — сказала она после непродолжительного молчания.

— Боюсь, что да.

— И у тебя не хватило порядочности позвонить и самому сказать мне об этом?

— К сожалению, я забыл.

— Ты забыл! Что же, Рамон, это просто чудесно!

У нас была связь, о которой трубила вся пресса, а ты просто "забываешь" сказать мне, что женишься. Прими мои поздравления, — сухо добавила Луиса.

— Лу, я знаю, что виноват. Я должен был сказать тебе. И я готов надавать себе пощечин, но…

— Но что? Ты был поглощен своей юной невестой? — сладчайшим голосом осведомилась Луиса.

— Не глупи! И она не такая уж юная, ей…

— Ох, Рамон, заткнись! Я даже не знаю, почему разговариваю с тобой. Ты заслуживаешь, чтобы тебя повесили, утопили и четвертовали, и, поверь мне, будь ты где-нибудь поблизости, я сделала бы с тобой кое-что похуже.

Рамон содрогнулся, но затем на его лице появилась улыбка.

— Лу, — сказал он вкрадчиво, — ты же знаешь, что, несмотря на то, что между нами все кончено, я всегда буду обожать тебя.

— Гмм. Не пытайся смягчить меня своими льстивыми речами, Рамон Вильальба, — возразила Луиса, явно оттаивая. Она рассмеялась. В конце концов, у них много общего: они искушенные светские люди, которые знают правила игры и могут оставаться друзьями.

Дальнейший разговор шел о пустяках, и, когда он закончился, Рамон с облегчением повесил трубку. Почитав немного, он выключил свет и погрузился в сон.

Спокойствие Рамона заметно пострадало бы, если бы он знал, что Нена, выйдя из комнаты деда и проходя мимо его закрытой двери, услышала единственную фразу, которая заставила ее, уязвленную и разгневанную на него и себя, бегом устремиться в свою комнату.

Я всегда буду обожать тебя.

Эти слова колокольным звоном звучали в ее ушах. Как он мог? Как он мог заниматься с ней любовью, называть ласковыми именами, а потом говорить другой женщине, что обожает ее?

Сбросив халат, Нена легла в постель, чувствуя себя самой несчастной женщиной на свете. Более печального и страшного времени в ее жизни не было. Дедушке не становится лучше, и она постепенно примиряется с неизбежным концом. И теперь ей пришлось услышать эти страшные слова…

Что ж, попыталась утешить себя Нена, свернувшись калачиком под одеялом и решительно высморкавшись, вероятно, даже лучше, что ей стала известна правда. Больше она не сделает такой глупости, как прошлой ночью.

С этого момента она настоит на том, чтобы они спали отдельно. Ясно, что Рамон талантливый актер. Но, как гласит пословица, кто предупрежден, тот вооружен. И она обязательно примет во внимание предупреждение, которое ей случайно удалось услышать, подумала Нена, в ярости сбрасывая на пол подушку.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Через три дня, в три тридцать восемь утра, дон Родриго скончался. Нена, которая последние семьдесят два часа почти не отходила от его изголовья, не выдержала нервного напряжения. Склонив голову на неподвижную грудь деда, она горько рыдала. Нена оплакивала не только его, но и все изменения, которые уже произошли в ее жизни и будут происходить в дальнейшем. В течение трех недель она попала в безжалостный водоворот, и теперь не стало ее единственной точки опоры любимого дедушки.

В таком состоянии Рамон увидел ее, когда два часа спустя тихо вошел в комнату усопшего.

— Нена… о господи! — пробормотал он, поспешно подходя к ней, чтобы погладить по голове. — Я так сочувствую тебе, любовь моя, очень сочувствую.

Через несколько минут ему удалось заставить ее выпрямиться, расправить затекшие руки и ноги и отвести взгляд от фигуры, в неподвижности застывшей на постели.

Медсестра, которая тактично удалилась, когда Нена прощалась с дедушкой, вновь вошла в комнату. Рамон, крепко обхватив жену за плечи, вывел ее в коридор.

— Ты должна отдохнуть, — настойчиво произнес он, ведя ее в спальню. Видя, что она едва стоит на ногах, он подхватил ее и понес на руках, как ребенка. Осторожно уложив Нену на кровать, Рамон пробормотал:

— Теперь я накрою тебя.

Он подоткнул одеяло и опустился на край постели. Нена, не двигаясь, безучастно смотрела в пустоту. Рамон знал: ему надо попытаться успокоить ее, чтобы она смогла уснуть.

Нена закрыла глаза и через несколько минут впала в забытье. Где-то в подсознании она смутно чувствовала, как Рамон массирует ей шею и гладит по голове. Но ей не удалось сосредоточиться на этих ощущениях, и только когда Нена проснулась через несколько часов и увидела, что он все еще сидит рядом с ней и спит, привалившись к подушкам и положив руку ей на плечо, она полностью ощутила его присутствие.

Стараясь не разбудить его, она осторожно села.