— Все Скайуокеры такие упрямые? — зло спросил Бен, но Люк понял, что они пережили самое страшное. Страх, ярость и гнев, охватившие племянника во время медитации, отступали.
— Хочу показать тебе, где мы находимся, — сказал Люк.
Вдвоем они вышли из Храма и отправились в сторону холмов. Однообразие пейзажа вокруг могло утомить, но в сочетании с массивным зданием, которое высилось за их спинами, оно скорее успокаивало. Как будто после жизни в условиях, пусть весьма примитивной, но все же цивилизации, ты попадал в пустое пространство без границ. Люк принял окончательное решение, когда побродил по окрестностям Храма. Здесь не было ничего лишнего, а отсутствие ненужных преград иногда было лучшим спутником, чем тысячи полезных напутствий.
— Здесь была война? — спросил Бен, безошибочно определив причину запустения.
— Везде была война, — ответил Люк. — Здесь тоже. Храм был разрушен, как все Храмы джедаев. Я начал восстанавливать его, хотя работа далека от идеальной. У меня, видишь ли, небольшой опыт по восстановлению утраченных святынь.
— Почему не построить новый Храм? Дело в деньгах?
— Нет, — ответил Люк, глядя на линию горизонта, пока они шли вперед. — Видишь ли, построить новое — совсем не то же самое, что восстановить старое. Нужно куда больше времени на реставрацию, чем на создание нового, но и результат неодинаков. Это как с дружбой. Или с любовью. Иногда проще все бросить, уйти, найти другого человека. Или алиена, — он поспешно поправился. — Никогда не любил эти термины, от них только путаница. Все, что я хочу сказать…
— Тебе жаль, — закончил за него Бен. — Всем жаль. Маме жаль было отпускать меня. Я чувствовал ее волнение и сомнения.
— Ты ее единственный ребенок. Нет ничего удивительного в том, что она волнуется.
— Иногда я думаю, — продолжил Бен, — было бы куда лучше, если бы у родителей родились близнецы. Они бы просто поделили нас, отец сделал бы из меня пилота, а мать взяла бы второго, или вторую, и научила политике. Все были бы счастливы. Вместо этого они все время делят меня. Делили. Пока он не улетел окончательно.
— Знаешь, чего я никогда не понимал по-настоящему в учении джедаев? — Люк решил перебить прочную цепочку размышлений Бена неожиданным заявлением. Он знал, что они могли бы бесконечно обсуждать неудачи отцовства и материнства, но пользы в этом уже давно не видел. Единственной серьезной ошибкой Хана и Леи было то, что никто из них не понимал уровень могущества сына, но даже это можно было назвать ошибкой лишь с очень большой натяжкой. Они просто не чувствовали то, что чувствовали сам Бен и его не слишком убедительный в спорах дядя.
— Что же? — спросил Бен, проглотив наживку.
— Джедаю запрещено было иметь семью, — сказал Люк. — Видишь ли, это правило возникло не сразу, но впоследствии укрепилось и стало неотъемлемой частью Кодекса. Своеобразным приложением. Иногда делали исключения, но так редко, что джедай не мог рассчитывать на него всерьез. Это было сродни чуду.
— Почему джедаи запрещали это? — спросил Бен, окончательно отвлекшись от мрачных мыслей. Увести его с дорожки ведущей ко Тьме оказалось так просто, что Люк не сразу поверил. Он посмотрел на племянника и увидел подростка. Возмужавшего, окрепшего, почти уже взрослого мужчину, так и не решившего для себя тех сложных вопросов, который приходится решать в подростковый период. Рядом с Люком были добрые, понимающие и заботливые люди, и все равно он терзался мечтами улететь подальше от песчаных дюн. Каково же пришлось Бену, зажатому между двумя лидерами, каждый из которых тянул одеяло на себя.
— Дядя?
Люк понял, что думает уже очень долго.
— Прости меня, — сказал он. — Я очень много лет представлял себе, что у нас будет достаточно времени, чтобы я смог рассказать тебе о джедаях подробно. Теперь я не знаю, с чего начать.
— Ты рассказывал про семьи джедаев. Про то, что их не могло быть.
— Да, — кивнул Люк. — Если джедай проходил обучение в Ордене и получал титул, он уже не мог иметь семью. Некоторые чувствительные к Силе из-за этого избегали джедаев. Они опасались, что их заберут в Храм против их воли. Родители убеждали детей не использовать способности. Это правило приводило к настоящим трагедиям. И я не уверен, что хочу сохранить его в новом Ордене. Моя сестра чувствительна к Силе, и она вышла замуж и родила ребенка. Наш отец… — он осекся.
Много лет он представлял себе их разговоры и теперь забыл, что этот — настоящий.
— Расскажи, — потребовал Бен. Люк увидел, как за его спиной хлопнула крыльями и плащом осела на плечи Тьма. Она вернулась так же быстро, как улизнула.
— Твоя мать будет не в восторге…
— Если даже ты слушаешь каждое ее слово, какой во всем этом смысл? — Бен развернулся и пошел обратно к Храму. Люк понял, что видит его в последний раз, если только…
— Хорошо, — он сдался. — Я расскажу тебе правду. Всю правду, даже ту, которую не знает твоя мать. Если ты пообещаешь мне одну вещь.
Бен обернулся. Его глаза заблестели опасной желтизной, губы скривились в мрачной ухмылке:
— Вести себя хорошо? — спросил он.
— Ты останешься и пройдешь обучение. Пообещай мне, Бен. Достаточно года, чтобы я был спокоен за тебя. После ты сможешь улететь, куда захочешь.
Люк врал и знал это, но ложь была одинаково честной для него самого и для Бена. Простое самоубеждение. Через год, если Бен вспомнит об обещании, Люк отпустит его. Как бы ни было тяжело. Хотя бы кто-то в семье Бена должен выполнять обещания. Но года не хватит. И все же просить больше нельзя. В том состоянии, в котором находится племянник, любой по-настоящему серьезный срок будет воспринят в штыки.
— Я обещаю, — согласился Бен. — Год я буду учиться здесь. Тому, чему ты хочешь научить меня. Даже если мне очень захочется улететь, я останусь. Если ты расскажешь мне всю правду.
— Пойдем, — Люк повторил свой недавний жест, приглашая племянника идти дальше. К холмам и к тому, что было дальше. И что они, скорее всего, уже не увидят, потому что приближалась ночь, а ночи на этой планете чаще всего были по-настоящему темными. Единственная луна имела обыкновение скрываться за облаками.
— В хрониках путаница, толковых исторических записей так и не появилось. Я искал очень долго, но то, что рассказывает мать и ее подручные — ложь. Я чувствую, — Бен снова начинал злиться, — я знаю это.
— У них есть причина лгать, — спокойно ответил Люк. — Когда я получил свою правду, я получил вот это, — он закатал рукав робы и показал племяннику механический протез.
— Разве не Дарт Вейдер отрубил тебе руку? — нахмурился Бен.
— Да, — Люк улыбнулся. Ситуация напомнила ему о времени, когда он был молодым и полным стремления спасти Галактику. Теперь он уже не верил, что это возможно, и хотел всего лишь попытаться не разрушить ее.
— Дядя? — снова окликнул Бен.
— Я опять задумался, — сказал Люк. — Руку мне отрубил Дарт Вейдер. Я тогда узнал о нем кое-что важное. О нем и о себе.
— Что? Что?!
— Как глупо теперь повторять эти слова. Он сказал мне, что… Он — мой отец. Я разжал вторую руку и прыгнул сит знает куда. Вниз, в самый низ, подальше от этих слов. Если бы не твоя мать, я бы умер в тот день. Не знаю, какой реакции он ожидал, но уж точно не этой.
— Ч-что… твой отец? Дарт Вейдер?
— У нас в семье между родственниками всегда были непростые отношения, — решил пошутить Люк. — Вы с мамой хоть немного ладите.
— Но почему… — Бен все еще пытался осмыслить услышанное. — Почему она не хотела, чтобы я знал? Ведь это же… это же так просто!
— Просто? — нахмурился Люк. — Пожалуй, это самое сложное из всего, что я когда-либо пытался понять. Поступки собственного отца.
— Ты говорил, — вспомнил вдруг Бен, — что он спас тебя. Что он вернулся на Светлую Сторону!
— Так и было. Я расскажу тебе обо всем по порядку, если ты не против, иначе мы все время будем прерываться, чтобы обсудить какую-то деталь. Но главное ты уже знаешь. Твой дед был человеком, причастным к разрушению этого Храма, — Люк указал на очертания крохотного здания на горизонте. — И он же был тем, кто спас мне жизнь. Кто спас тысячи жизней во время войны.