И, наверное, по этой причине мать не противилась тому, что в 17 лет единственная дочь покинула родную деревню, уехав за Ним.
Он содержал ее, Он ее кормил, поднял все свои связи и восстановил все знакомства, чтобы устроить ее в гимназию. Суровый хозяин-мужчина, каким Вера представляла Его себе, вдруг оказался тем же козликом, плетущимся по пятам за своим сокровищем.
Вот она, любовь. Человечество твердит нам, кого любить, а кого нет, кому поклоняться и перед кем склонять голову. А потом появляются Он и Она – и внешний мир, словно Атлантида, уходит под воду.
Четыре года пролетели для Веры незаметно. Находясь под Его плечом, она легко справлялась с экзаменами, обзавелась друзьями, стала настоящей Женщиной: ей 23, и жизнь только начинается.
Они живут в съемной квартире на окраине Петербурга, добираться до которой приходится не один час. Над их серым обветшалым домиком редко показывается солнце: густые заросли высоких деревьев создают «прочную» тень: в квартире всегда холодно и сыро.
Вера много ходит пешком, оттого ее ранее худощавое детское тельце переросло в стройную женскую талию, длинные ровные ноги, свободные, невесомые руки. Мужчины смотрят ей вслед, а дамы бросают завистливые ухмылки. Вера очаровательна – что же Ему нужно еще?
Дверь оказалась открыта: у входа в душную квартиру ее обдало хорошей струей пара от давно закипевшей воды в чайнике. Вера, отмахивая в сторону горячий воздух, пробралась к печке и сняла его с плиты, стараясь не обжечься. На столе она заметила свежеотрезанный ломтик хлеба и открытую банку меда. Видимо, Он только что пришел.
Дверь в единственную комнату никогда не закрывается, иначе жар из кухни никогда не покинет эту квартиру: единственное окно по чуть-чуть выпускает горячий пар, слегка нагревая всю квартиру. Даже летом здесь можно замерзнуть: тень, падающая на дом, словно купол, не хочет пропускать сюда тепло, лишь кухня-батарея спасает их.
Вера, на ходу бросив в угол сумку, упала на потрепанный диван прямо в своем чистом зеленом сарафане. Шляпа слетела с головы, укатившись в другой угол, и, коснувшись письменного стола, упала. Босоножки слетели сами собой, стоило ей сделать легкие движения ногами в сторону шкафа: обувь отлетела куда-то далеко на ковер, не издав не звука.
Беспорядок в комнате привычен для пары: обязанности по уборке никто соблюдать не хочет, а жизнь в хаосе не такая уж и плохая, не правда ли? Убрать эти коробки не составит труда, и починить отвалившуюся дверцу – всего-то ничего. Но только не сейчас, ладно?
Вера запрокинула босые ноги на край дивана, положив голову на Его колено.
«Я думала, ты спишь».
Он посмотрел на нее своими детскими глазами, потрогал волосы замерзшей рукою.
«Как прошел день?».
Вера глубоко вздохнула и отвернулась к шкафу, кусая губы.
«Хорошо, а твой?».
Он тоже вздохнул, подняв глаза на ветхий потолок. Старая люстра, кажется, вот-вот рухнет.
«Первое занятие с моим новым курсом. Восьмым. Совсем дети еще».
Вечер понемногу наступает, а за окном как было пасмурно, так и ничего не изменилось. Природа словно оцепенела в ожидании проливного дождя.
«Восьмой…И как они тебе?».
Вера гладит его руку. Замерзшие ноги требуют теплого пледа, но так не хочется вставать и искать его. Ведь он где-то там, в самой глубине шкафа.
«Я принесу одеяло», - говорит он, будто бы не услышав Верин вопрос. Она подняла голову над нагретой коленкой и тут же опустила, готовая ко сну.
Они любят спать в одежде. Нет, не потому, что по ночам у них страшный мороз даже летом.
Им нравится чувствовать себя защищенными.
Он укрыл Веру ее любимым синим одеялом, заботливо развернув его, спрятал холодные пятки. Верины ноги дрогнули, почувствовав приближающееся тепло. Единственную маленькую подушку Он положил ей под висок: Вера обняла ее, словно игрушку, не просыпаясь.
Ночь понемногу вступала на порог их скромного жилища.
Темнота поглотила одежду, посуду и все, что первое попалось на ее черные глаза.
На ее черные, словно шляпа Федора, глаза.
Что-то белое лежала на черном ковре, что-то черным написанное на нем так и манило.