III
Мне ужасно не хотелось вставать. Свет из окна слепил глаза, не давал уснуть моему не выспавшемуся сознанию. Скрипучая кровать сейчас казалась безумно удобной, и тёплое одеяло - теперь мой лучший друг на всю жизнь.
«Либо ты сейчас встаешь, либо мы опоздаем», - голосил Виталик. Слышно было, как он прыгает по комнате, складывает толстые книги в свою огромную сумку, копошится у платяного шкафа. А мне хорошо. В голове ещё гуляют остатки сна: я брожу по песчаному пляжу, рядом она, улыбается и смеётся, милая, как котёнок, её волосы падают мне на плечи, её руки вокруг моей головы...
«Да вставай же ты, я не потяну тебя, Денис, как хочешь!».
Окончательно расставшись со сновидением, я повернулся на другой бок и увидел уже парадного Виталика. Его большой нос висел над моим ухом, как мотылёк.
«Да встаю я, встаю...». И уже широко открыл глаза. Подо мною что-то было. Поднявшись с кровати, я увидел под собой помятое письмо, не мешкая вложил его в крайний отдел сумки и спешно начал одеваться. За окном уже было далеко не ранее утро. От того рассвета, что мешал мне пару часов назад уснуть, "в живых" остались только нетронутые деревья: их печально свесившиеся мокрые ветви колыхались под лёгким ветром. Воздух горяч - сегодня будет жарко.
Жаль, что мне не свойственна привычка подниматься с кровати по первому же трению утренних птиц. Я люблю долго полежать, скинув надоевшее одеяло на холодный пол, думая о приятных вещах, встречах и событиях предстоящего дня. Будни лицеиста скучны, хоть и загружены чрезмерно: учеба занимает огромную долю нашего свободного времени: редкий ученик имеет возможность покидать пределы нашего мундирского логова, собирать цветы на соседних улицах и дарить их скромным юным гимназисткам, чей день не обходится без сбора свежих тюльпанов и ромашек.
Тем не менее, именно за эти приятные мелочи я и люблю май. Отошедшая от сна природа встречает нас душистым запахом сирени из окна и ведет вдоль по весне, как по улице, сталкиваясь с ночными грозами, черными тучами, легким апрельским холодком.
Получить удовольствие от легкой утренней дремоты мне не дает мой сосед Виталик. Пунктуальность молодого лицеиста ценится и уважается: преподаватели не терпят опозданий, не застегнутых до конца рубашек, не зашнурованных ботинок. Виталик не терпит моей сонливости. Знал бы он причины моего недосыпания! Закат, какой закат вчера был! Красное зарево освещало всю комнату, пока огромная голова соседа лежала на маленькой пуховой подушке, макушкой к этому вечернему концерту красок.
Наспех одевшись, схватив по сумке, мы с Виталиком уже вышли из комнаты. Пока тот возился с ключом, я успел рассмотреть наш корпус: казалось, здесь тысячи людей, тысячи разных голосов звучат у меня в ушах. Все стоят кучками по пять человек, редко где компания более десяти - слишком много для друзей. Много их быть не может - есть приятели, однокурсники, знакомые знакомых: друзья - на пальцах одной руки. Поэтому в каждом из курсов насчитывалось несколько таких кучек: мы, как вороны, на одном дереве – дереве под названием Александровский лицей.
Мы носили гордое знамя петербуржских лицеистов. Ордена, блестящие на синих мундирах, лакированные туфли…И взгляды, те самые взгляды. Лицеист ловит их на себе, словно солнечные лучи, не отмахиваясь и не прячась под тенью скромности. Ни один из нас не мог и мечтать о таком еще пару лет назад, во время поступления, что будет ходить по городу, стуча каблуками и смахивая с золотых пуговиц тополиный пух. Успешная карьера, престижная работа и уважение окружающих ждало нас в скором будущем: сейчас же огромная стопка книжек, выезды в лес и практика были той стеной, что преграждала нам путь к приключению под названием «взрослое, самостоятельное будущее».
Странно, но я не видел себя в министерском кругу, не имел стремления к власти, не желал иметь связи с военными действиями. Наверное, я был глуп: какой лицеист откажется от этой «лестницы в жизнь», предпочитая тихий семейный уголок приключениям и роскоши, которые уготовила нам сама судьба. Дом у озера, огромная библиотека – вот, что грезилось мне в мои восемнадцать лет. Необычно, даже глупо для парней, за фуражки которых юные гимназистки выстраиваются в очереди.