Я прошел вперед, поздоровавшись взглядом то ли с ребятами, то ли с цветами на подоконнике: только они неравнодушно повернулись ко мне, опустив вниз свои тяжелые толстые стебли. Вид за окном прекрасен: позади лицея – огромный дубовый лес, охватить который взглядом из окна невозможно. Многовековые важные деревья впитали в себя знания миллионов трудов, прочтенных в этих стенах, мудрость их, запечатанная в каждом листке и ветке, воодушевляет сидящих здесь по утрам.
Но за окном ночь. И в тонком стекле я вижу лишь свое еле живое отражение и жажду поскорее проститься с уходящим днем.
Мы не стали долго мучать себя и друг друга бессмысленным сидением напротив пустых листов: стихи не пишутся, как будто рифма ушла из нас, забрав вместе с собою теплые деньки и весеннее настроение. И новый день, еще не наступив, уже предвещал бесконечный поток уныния, растекшийся по нашим душам.
Я не боюсь мглу второго этажа, как и в принципе не боюсь темноты. И если бы свет из нашей комнаты не освещал всю лестницу и узкую часть коридора, я бы прошелся без свечи и без фонаря, потому что мне не нужен свет, чтобы идти.
Я вдруг осознал, что мне не нужен маяк, как не нужна звезда в небе: она блеснула - и показалась такой досягаемой, близкой и дорогой. Все пути были направлены к ней: лестницы в небо рушились, смоенные дождем, а выпущенных стрел хватило, чтобы превратить небо в огромное решето. И одна из стрел поразила звезду, проткнула в самый пятиконечный центр. И звезда погибла, разбрызгав по облакам золотые краски. Ругая свой лук, я не ругал себя, ведь как иначе достают звезды?
А я и не знал, что ей нужно погибнуть, чтобы самой упасть в твои руки.
Я больше не смотрю на небо.
Два шага остается мне до входа в комнату. И Виталику стоило б вовремя погасить фонарь, иначе его бессонница станет причиной хорошего замечания на весь этаж. Но он, видимо, боится темноты, а, значит, нуждается в свете.
«Заходи. Я знаю, что это ты. Без тебя как-то не спится».
Дверь, будто понимающе, не издала ни звука, пропустив в коридор еще больший световой поток. Войдя в комнату, я тут же закрыл ее, оставив одинокую лестницу без шанса на секундное освещение.
Виталик, укрытый одеялом, даже не сложил одежду в шкаф. Скомканный мундир он бросил прямо на стул: свисавший с него ремень терся о ножку, ежеминутно издавая пугающий звук. Пара сапог стояла у входа в комнату. Разувшись, я подвинул нашу обувь на нужное место.
Мой неразговорчивый и неаккуратный сосед успевал дремать в перерывах между моих переодеваний. Он что-то пытался мне говорить, когда я копошился в шкафу, но, закончив одевать ночную рубашку, я уже слышал его храп. Разговор, как мне показалось, состоится завтра утром во время очередной спешки и проходов в толпе.
«Как там ребята?».
Но с этим вопросом Виталик окончательно попрощался со сном.
Его голос, то ли от долгого сна, то ли после тяжелого дня, прозвучал так, как будто это его последние слова: тихо, размеренно и явно заранее продумано каждое слово, и каждый ответ покажется Виталику заранее подготовленным.
Наверное, ему есть, что рассказать.
Но, услышав ответ, он молча отвернулся к двери, не спросив больше ни о чем. Наверное, то, что я сказал, отбило у него всякое желание продолжать наш ночной диалог.
Я лег на кровать, утомленный и полный энергии одновременно. Как будто часть меня устала от всего этого, от самой жизни. А другая, та, что ценит жизнь во всех ее проявлениях, еще настойчиво борется. Но сон диктует свои правила: две половинки меня медленно погружаются в сон, бросая друг другу осколки дремоты.
Но, конечно же, мне не спалось. Неудобная кровать, согревшись за минуту со всех сторон, казалась такой миниатюрной, крошечной, а я – таким большим и неудобным. Как, интересно, меня держат бедные ножки и не прогибается матрац: я чувствую тяжесть в теле, каждая клетка стремится придать меня земле…
«Ты знаешь, папе уже лучше. Думаешь, отпустят домой на пару дней?».
И я бы винил Виталика за его страсть к задушевным бессонным вопросам, если бы хоть крупица сна посетила меня этой ночью. Но сегодня я и без того чересчур молчалив – я повернулся к нему лицом.
«Ведь могут, конечно могут. Долгов по учебе нет?».
Виталик, облокотившись о спинку кровати, принял задумчивый вид, словно решает в уме сложную задачу, сбившись со счета своих прогулов. Но процент посещения занятий им настолько высок, что можно обойтись и без расчетов, любезно отпустив этого зеленоглазого парня обратно домой.