Я люблю их. Люблю их безмерно и пламенно. Так не любит жених свою невесту, так не любят кота или домашнюю лошадь. Любовь матери и сына похожа на любовь птиц: домашнее гнездо вечно, к нему хочется возвращаться и быть в нем любимым птенцом.
Бесконечную любовь мамы и папы я разделял с сестрой Настенькой. Она старше меня всего на два года, у нее длинные шелковистые русые волосы и бесконечно голубые глаза. Ярче и глубже, как у меня.
Настя немая. Она никому не скажет о своей любви к нам. Ее руки говорят за нее сами. Прикоснувшись к сестре, я не хотел уезжать, поддавшись своим детским слабостям, еще не ушедшим из совершеннолетнего парня. Я поцеловал ее в щеку, напоследок обнял родителей и вернулся в поезд, который отвез меня далеко-далеко от родного дома.
«Мои не лучше», - прервал молчание Солтан. Я знал, что его семья жила небогато, но и бедностью они не страдали. С детства приученный к работе, Солтан помогал своей семье деньгами, отсылая им обратно часть из присланных. Да и курс его уважал, любили преподаватели.
«И всё-таки нам придётся уживаться с этими неучами».
«Почему же? Может это только слухи».
«Не думаю. Зачем же нас тогда собрали всех именно здесь? После обычных каникул мы возвращаемся сразу в комнаты да отдыхаем, а тут, видите ли, ночуйте в комнатах старших. Спать хочу страшно».
В ответ я лишь протяжно зевнул. Понимал я его прекрасно.
На высоких подоконниках стояли в горшках цветы. Их аромат, схваченный утренним ветерком, доходил и до нас. Мне казалось, я один его чувствую. Все заняты посторонними занятиями, никто не смотрит на огромные картины в Овальном, никто не заметил и этих цветов. Для меня было дико такое неуважение.
Между тем томительные часы ожидания все тикали. Милан и Виталик уже успели вернуться и рассказать, что они делали на каникулах. Милан по обыкновению был немногословен и рассказал о доме родителей под Саратовом, о девушке Светлане и о прекрасных солениях, переданных ему от родни. Виталик рассказывал то, что вчера ночью рассказывал перед сном мне. Его мать, пожилая женщина Тётя Марина, живёт вместе с его сестрой Катей под Кировом, но к ним он на эти каникулы не попал. Пришлось несколько дней провести в томительном ожидании встречи с родными и узнать, что встреча не состоится. Пришло письмо о болезни отца, и семья на несколько дней, а может и недель, переехала в Ставрополь к его родным. Виталик очень чувствительный к таким вещам человек. Ходил, говорят, сам не свой по опустевшему лицею, когда все разъехались. Он немного похудел, вытянулось лицо. Но нос остался таким же большим, а волосы такими же густыми и волнистыми.
Я вспомнил про Ксюшино письмо. Что мне ответить ей? Что я спустя неделю со встречи уже соскучился? Или что тоже часто вспоминаю, как мы вместе молчали, очарованные белоснежным туманом марта?...Я не любил врать. Но и делать людям больно я не любил и не умел.
Томительное ожидание закончилось. В Овальный вошел директор. Позади него шли несколько преподавателей, что-то шептали ему на ухо. В руках у Степана Богдановича были несколько мятых листов, с которых он не отводил глаз, давая распоряжения помощнику слева. Подняв хмурые глаза из-под напыщенных бровей, он словно запел своим отточенным басом:
«Товарищи лицеисты! Я поздравляю вас с окончанием весеннего отпуска. И добро пожаловать обратно в наш лицей! Но не для поздравлений я позвал вас сюда. Все вы знаете о нынешних сокращениях и перераспределениях. Педагогическим советом было решено объединить воспитанников седьмого курса «А» и «Б» и образовать тем самым один восьмой вместо двух. Главным воспитанником назначаю Федора Викторовича Смольника. Тем самым в состав курса вошли 48 человек…», - и затем последовал длинный список фамилий. Мы чётко услышали свои. Я не знал, поздравлять нам друг друга или нет.
Глаза каждого говорили одно – «С чего начнётся завтрашний день – с драки или потасовки?» Я ставил на драку.
IV
К нашему огромному удивлению, драк за новые комнаты на третьем этаже не было. Были какие-то недолгие возмущения, критика темных штор и маленьких подушек. Но словесных ругательств, перепалок никто не слышал.
«Неужели повзрослели», - мелькнуло у меня в голове.
Мы решили не меняться друг с другом: я остался в партнерах по комнате с Виталиком, Солтан – с Миланом. Даже не потому, что общение с Виталиком мне доставляло большее удовольствие. С Солтаном мы общались ничуть не хуже и не лучше. Даже наоборот, с ним у меня было намного больше общего в плане предпочтений: мы оба любили спать у окна. Именно поэтому решили остаться так, как и были. Виталик добровольно уступил мне кровать, ближнюю к подоконнику.