«Здравствуйте, товарищи лицеисты».
Мы снова встали. Теперь уже все. И теперь уже искренне ему улыбнулись.
Он явно что-то не договаривает, подумал я. Осматривает нас с головы до груди, а говорить ничего не говорит. Видимо, Штольцер снова чем-то недоволен, расстроил нашего любимого преподавателя.
«Что-то случилось, Лукерий Михайлович?» - раздалось из задних парт.
Первым голос подал лицеист Кирилл Ковальджи. Он был на год нас старше, на век нас умней и на тысячелетие бескультурнее. Произнося эти слова, он еле сдерживал улыбку.
«Нет, ребята, всё хорошо. У меня к вам вопрос один появился».
Мы насторожились. Кто-то спереди нас покраснел и опустил голову: мы ждали, кого из объединенного курса Лукерий поругает первым.
«Знаком ли вам день 6 июня?». А сам преподаватель любопытными глазками проскользил по нашим лицам.
Большинство из присутствующих знали дату рождения великого поэта. Послушалось со всех углов: Пушкин, Пушкина, Сергеевич.
«Да. В этот день наш лицей проводит так называемые Пушкинские чтения. Старшие курсы, возможно, рассказывали вам о них. С этого года объединенный восьмой курс тоже примет участие в чтениях. Надеюсь, оно будет не менее активным, чем участие старших».
На наших лицах появилось что-то среднее между удивлением, восторгом и ужасом. Все хотели участвовать. Но не все умеют сочинять стихи, а тем более читать стихи, правильно читать, да еще и представлять их на публике. В этом и был главный ужас Лукерия Михайловича.
«Я хотел бы вас попросить, - продолжил он, многозначительно спрятав руки за спиной, - Кто из присутствующих занимается стихосложением? Владеет словом и языком?».
Сначала мертвая тишина накрыла узкие стены кабинета. Затем переклички и шептания. Но ни одного таланта, рискнувшего похвастаться достижениями в поэзии.
«Прошу не стесняться и смело поднимать руки. Даже ваши смешные зарисовки мы используем в качестве антракта. Ну же!».
Мы с Солтаном обернулись и в тесноте разглядели три поднятые руки. Лукерий оживился, спешно начал искать на столе чистый листок бумаги.
«Попрошу назвать ваши фамилии и имена, юные дарования».
«Кирилл Ковальджи», - услышал я отчетливо.
Сказать, что удивлен был только я, не сказать ничего. Удивлены были все. В этом высоком юноше спортивного телосложения никто никогда не замечал хоть проблески таланта: все знают его как разгильдяя, шута, а любят только близкие друзья, не менее его никчемные. «Какой с него поэт?» - думал я. А Лукерий Михайлович уже записывал его трудную фамилию на чистом листе своим каллиграфическим почерком.
«Прохор Сафин-Горд», - услышали мы вторую непонятную фамилию.
Я не знал, кто это. Солтан не знал тоже, поэтому мы оба развернулись посмотреть на смельчака, поднявшего руку. Повернулись не только мы: видимо, этот полноватый, низенького роста и с красным лицом лицеист-восьмиклассник не был известен никому. Он очень смутился от такого чрезмерного внимания и поспешил сесть, отвернувшись к соседу, словно ничего необычного для него не произошло. А Лукерий тем временем дописывал и его французскую фамилию в мятый клочок бумаги.
Мы все находились в ожидании третьей фамилии. И аноним не заставил себя ждать:
«Милан Зерщиков», - отчетливо прозвучало в стенах класса.
Испытав легкий шок, мы с Солтаном повернулись налево, чтобы посмотреть на это чудо. Оказалось, Милан уже успел пересесть подальше и о чем-то шептался с другими лицеистами. Поймав на себе наши удивленные взгляды, он поправил волосы и мило улыбнулся.
Виталик стиснул губы.
«Вот так поворот. Ты знал?» - спросил я у Солтана.
«Нет, конечно. Думаешь, он рассказывает мне что-нибудь? Похвастался бы хоть раз, чертяка! Мне прямо интересно».
Мне тоже было чрезвычайно любопытно почитать его творения. Да и не только его. Все трое вызвали у меня небывалый интерес и любопытство. До конца лекции мы просидели как бы в предвкушении чего-то грандиозного.
А до Пушкинских чтений оставалось чуть меньше месяца.
V
Во всех романах у главного героя есть любимая девушка. Какая может быть любимая в несчастные восемнадцать лет? Удивляются многие. Но, думаю, каждый влюбившийся хочет называть свою любовь великой, вечной, бесконечной. Как это и было со мной.