Как именно обстояло дело сегодня, мы, конечно, не знали. Во всяком случае, впереди у нас имелся наблюдательный пункт, в той самой силосной башне: на это провода у нас все же достало. Командир батареи соединился с башней, последовал ответ; ничего особенного не происходит. Затишье.
- А пехота?
- Не могу сказать... Давно уже не слышно ни одного выстрела...
Разговор кончился. Подозрительная тишина продолжалась.
Мгновение спустя запищал зуммер, и теперь с наблюдательного пункта поступили совсем другие сведения: по дороге движется колонна немецкой пехоты. Впереди мотоциклисты.
- Бегом на батарею! Линию смотать! - крикнул Рандалу в телефонную трубку.
Команду выполнили с обезьяньей быстротой, через несколько минут разведчик и телефонист с катушкой провода на спине уже бежали с вершины холма на поле.
Командир сообщил обстановку в полк. Связного послали за упряжками. План был такой: когда колонна спустится в овраг, дадим по ней прямой наводкой и тут же унесем ноги.
Ну да, разумеется: пехота, с которой у нас непосредственной связи не было, сумела незаметно отступить. Никто нас не предупредил ни снизу, ни сверху.
Едва ребята с наблюдательного пункта, запыхавшись, успели прибежать на батарею, как сразу в овраге появились разведчики на мотоциклах с колясками. Два мотоцикла подъехали к повороту, где стоял указатель. Два других остановились возле хлевов. С них соскочили несколько человек, они пошарили возле пустых хлевов, потом остановились на склоне холма, что-то прокричали тем, что ждали на повороте, и заковыляли обратно. Один мотоцикл развернулся и поехал но дороге обратно, другой - затрещал к повороту. Здесь немцы слезли с мотоциклов и стали кружком в ожидании колонны.
У нас орудия были заряжены. Мы с пересохшим от волнения ртом ждали приближения колонны.
На дороге взвилось облако пыли: подъехал возвращавшийся мотоциклист. Очевидно, он привез новые распоряжения, потому что три мотоцикла медленно поехали дальше по дороге, а один остался ждать на повороте. До подхода колонны еще оставалось время, потому что немцы слезли с машин, сняли каски и закурили.
Но вот подошла колонна, примерно рота, она заполнила весь овраг. Шли они, весело разговаривая, с непокрытыми головами и закатанными рукавами. Офицер дошел до конца оврага, почти до указателя, поднял руку, приказывая остановиться. В этот же момент у нас в ольховых зарослях раздалась команда открыть огонь. Четыре орудия грохнули почти одновременно. Воздушной волной сорвало листья с кустов. Доля секунды - и овраг заволокло пылью и дымом. В ушах гудело, мы опять зарядили и снова ухнули.
Теперь наступила тишина. Только билась кровь в висках и было слышно, как стучит сердце.
На передки!
Ломая заросли, подъехала конная тяга. У кого был бинокль, могли убедиться, что той веселой роты не стало...
Мы их просто убили. Наверно, это единственно правильное слово, потому что не было никакого сражения. Убили потому, что иного выбора для спасения собственной жизни у нас не было. Выходит, что на войне нужно не только воевать или сражаться, но и самым прямым и безжалостным образом убивать.
27
Какого дьявола мы таскали за собой всякие склады, этого никто не понимает. Продовольственный - это еще можно понять. Он находился в реквизированном в Тарту автобусе, за рулем сидел штатский водитель. Но именно этот красный автобус, набитый консервами, мы сами и подожгли, он обуглился и пришел в полную негодность. Произошло это, когда мы первый раз попали в окружение и распространился панический слух, что все равно попадет все к немцам. Водитель автобуса остался сидеть на обочине. Что с ним стало, неизвестно. Он лицо гражданское, его с собой не взяли.
Теперь мы бросили несколько пароконных телег, груженных совершенно новыми шерстяными солдатскими одеялами, воловьими шкурами, из которых вышло бы сто пар прочных подметок, портянками, бельем, мылом и прочим добром, и прежде всего средствами противохимической защиты. Там же был один-единственный на весь полк велосипед.
Все это мы не стали жечь, просто свалили в кучу посреди деревни - пусть люди воспользуются. Разумеется, воспользовались, добро не пропало даром. Велосипед схватил один паренек, который ездить не умел. Может, по нашей вине упал и расшибся, кто его знает. Все пытался гордо проехаться, натянув резиновые перчатки, заимствованные из химкомплектов, но то и дело падал. Наверно, так и не успел до прихода немцев научиться.
Даже полковая лавка была у нас с собой - как в Тридцатилетнюю войну: большой серый ящик с булочками, еще эстонского происхождения, копченой колбасой, мылом, папиросами, перочинными ножами и бритвенными лезвиями. Перед боями все это как-то само собой исчезло, мы просто-напросто опустошили ящик, не платя денег, военное время! И солдат-лавочник пошел просить у начхоза другую должность.
28
Сегодня противогазы были в большой цене. Оказывается, в батарее нашлось еще пять или шесть штук, преимущественно у повозочных, на телегах среди прочей поклажи.
А произошло вот что: позади нашей позиции находился какой-то совхозный центр с конторой, амбарами и хлевами. Все было дочиста эвакуировано.
Ах да, там мы увидели какие-то странные телеги, которые стояли возле хлевов, оглобли вверх, издали мы подумали, что это целый полк противовоздушной обороны. Нам, эстонцам, эти телеги показались такими диковинными, что мы никак не могли на них насмотреться. Они были на удивление простые и на удивление маленькие. Между двумя оглоблями приколочено пять или шесть досок. Это составляло днище, а боковин и в помине не было. Снизу, под днищем, к тем же оглоблям прибита гвоздями двухколесная ось - вот и вся телега. На ней могло уместиться четыре-пять вил навоза или один большой узел. Позже такие же устройства нам приходилось видеть в обозах беженцев. Объяснить это, очевидно, можно тем, что здесь вообще нет дорог и более тяжелый воз просто увяз бы.
Однако я отклонился.
Важнее другое: в совхозе была пасека. Около нее упало несколько снарядов, в три-четыре улья угодили осколки, некоторые из них повалились, и пчелы очень волновались.
Ясно, что мы тут долго не задержимся, придут немцы и все равно разорят пасеку. Отсюда единственно правильный вывод - бери, что можно. Сформировалась команда из пяти добровольцев, все в противогазах и неизвестно откуда добытых рукавицах. У троих перчатки, у двоих - шерстяные варежки Нашлись также ведра и котелки.
Операция прошла во всех отношениях удачно, только вот пчелы нещадно атаковали грабителей. Лишь бегство сквозь густые ольховые заросли спасло их от преследования.
Были и поражения. Несколько пчелок нашли дорогу Ийзопу за шиворот. На следующий день шея у него была как у капиталиста - толстая, и в сторону он мог смотреть, только поворачиваясь всем корпусом. Халлоп вместе с сотами сунул в рот переполошившуюся пчелу, в смертельном страхе она вонзила ему в язык жало. Теперь язык с трудом умещался во рту, парень только и мог что пить. Сярель, спасаясь бегством, на полпути сорвал противогаз и получил от разгневанной преследовательницы хорошего тумака в левый глаз, который с ужасающей быстротой заплывал, несмотря на то, что Рууди велел прикладывать к ужаленному месту влажную глину. Свежая коровья лепешка была бы еще лучше, добавил он, да где ее возьмешь.
- Ну что ты стонешь, Карлуша, - утешал он, - разве тебе плохо теперь целиться: глаз сам закрыт, не нужно зажмуривать!
Уже вечером даже непосвященный мог бы заметить, что количество лиц, быстро убегавших в заросли, почему-то резко увеличилось.
29
- Помнишь, - сказал мне Рууди, когда мы вечером устроились на ночлег под одноколкой, - в Тарту было одно место, где сразу так чудесно и громко начинали звенеть шпоры. Там, где улица Тяхе пересекается с Рижской, знаешь, еще не "доходя до "Дома солдата".