Раздается звук сливного бачка, и в кухню входит Гэри.
– Идешь завтракать? – спрашивает он.
Я хватаюсь за голову:
– Снова начинается мигрень. Думаю, пропущу.
– Мне принести тебе что-нибудь?
– Ага, как хочешь. Я, наверно, прилягу.
Когда он уходит, я достаю последний подарок Кеннета – маленькую резную букву П. Он вырезал ее из куска кварца, который мы нашли, когда гуляли. Мне тогда было лет двадцать пять. Поверить не могу, что я здесь уже столько лет.
Я осталась только ради Кеннета. Я писала ему симфонии, много симфоний, а он вырезал мне буквы и оставлял их на видных местах. Буквы по-прежнему лежат там, где он их оставил: по всему лесу, даже в столовой и комнатах для собраний, – но никто другой их не замечает. Я знаю, что это должно что-то значить, но пока не поняла, что именно. Я знаю, что это значит, что мое место не здесь, но пока не нашла способа уехать.
========== Чайна Ноулз — утро вторника — желчный пузырь ==========
Меня зовут Чайна, и я желчный пузырь, который идет в школу. Станци ведет себя странно. И сегодня дело не ограничивается лабораторным халатом.
Она решает пойти той самой дорогой, мимо куста. Я напоминаю, что никогда там не хожу. Она отвечает, что так быстрее дойти до дома Густава и ей надо идти так.
– И мужчина из-за куста все равно днем работает, – добавляет она.
От этой фразы я резко завожусь. Она делает вид, что по всей ее комнате не висят его буквы. Что я не знаю, откуда они у нее. У меня такое чувство, что Станци мне не настоящий друг. Иначе она бы обратила внимание на знаки, которые я ей подаю. Разве настоящая подруга может прочитать все мои стихи и не спросить, что сделал со мной Айриник Браун? Разве настоящая подруга может, зная все мои секреты, заставить меня идти этой дорогой?
Как понять, настоящий ли твой опасный мужчина из-за куста
Если мужчина в темных кустах
Дает тебе буквы за поцелуи,
Может, он существует.
Если мужчина в темных кустах
Пугает тебя, когда ты в ста шагах,
Может, он существует.
Если мужчина в темных кустах
Подружился с твоею подругой
И она защищает его, будто он ничем не хуже нас,
Будто в радость его целовать –
Значит, он существует.
Если мужчина в темных кустах
Учит тебя всепрощению,
Значит, он точно есть.
В каждом городе есть темные уголки, куда мы прячем выдуманных чудовищ. Я сказала, выдуманных.
Мы со Станци идем по улице, и я вдруг слышу странный звук, похожий на приглушенный стрекот.
– Ты слышишь? – спрашивает Станци.
Да, я слышу. Посмотрев на нее, я вдруг вижу то, о чем она всегда мне рассказывала. Она – действительно два человека. Это отчетливо видно. Она разделена пополам. Разрезана точно посредине. Я смотрю на нее и вижу, что один ее глаз голубой, а другой карий. Всмотревшись повнимательнее, я вижу, как одна из ее рук пытается заставить другую помахать мне на прощание. Половина ее рта хочет сказать правду, а другая обречена лгать.
Я спрашиваю, почему вертолет так тихо шумит.
– Может, потому что он невидимый? – отвечает Станци.
Когда мы входим на задний двор дома Густава, я понимаю, что она его видит. У нее загораются глаза. Густав стоит на траве, поднимает над головой коробку и ставит ее внутрь. Я не вижу вертолета, но все равно слышу приглушенный стрекот.
– Вы сегодня улетаете? – спрашиваю я Станци.
– Да.
Я обнимаю ее и остаюсь стоять на дорожке, а Станци подходит к Густаву. Мой желчный пузырь заливается плачем, потому что это единственная видимая часть меня и слезы решают вытечь именно оттуда, и тут я понимаю, что мне нужно снова стать видимой. Нужно вернуться. Раз Станци больше не сможет меня защитить, а Густав вывезет свой талант в другое место, я останусь одна среди моря одинаковых карандашей для тестовых бланков.
Я выворачиваюсь лицевой стороной прямо здесь, на тропинке за домом Густава. Я встряхиваю волосами, делаю глубокий вдох и подхожу к Станци, помогающей Густаву сложить вещи в вертолет:
– Кто теперь будет читать мои стихи?
– Тебе придется читать самой.
– У тебя есть адрес?
Она только разводит руками. Когда Густав уходит в дом за новой порцией вещей, я спрашиваю:
– Это точно не опасно? Ты уверена, что хочешь это сделать?
– Уверена.
– Он раньше когда-нибудь водил вертолет? – спрашиваю я.
– А какая разница?
Я подруга Станци и знаю ее тайны. Нельзя пройти через то, через что прошла она, и отделаться одним только лабораторным халатом. Я плохая подруга. Мне нужно позвонить ее родителям. Рассказать им, что происходит.
Из-за моей спины раздается мужской голос:
– И кто поверит в историю о невидимом вертолете?
Обернувшись, я вижу мужчину в плаще и бросаюсь бежать в сторону школы.
В школе я сразу иду к Лансдейл, она видит, что я снова стала девочкой, а не пищеварительной системой на ножках, и поражается:
– Я так тобой горжусь!
Я тоже собой горжусь.
Мимо проходят два парня:
– Рады снова тебя видеть, Чайна.
Учитель смотрит на меня с сочувствием, как будто все знает – как будто видел на Фейсбуке то же, что и все, – и я вдруг превращаюсь в игрушку-попрыгунчик за четвертак из ближайшего магазина, которую нужно сжать, а потом она расправится и выстрелит в воздух.
Лансдейл в ужасе смотрит, как мои внутренности мгновенно сжирают мою внешнюю сторону. На ее лице смесь разочарования и брезгливости.
– Вот незадача.
– Ага, – отвечаю я с набитым мной же ртом.
– Похоже, некоторые вещи не меняются.
– Я меняюсь!
– Мы будем над этим работать, – обещает Лансдейл.
========== Станци — утро вторника — разделиться пополам ==========
Смотря вслед убегающей Чайне, я ловлю себя на мысли: «Сложно довериться пилоту своего вертолета». Во мне зреют одновременно смех и вопль. Я застыла на месте с рюкзаком у ног и безмолвно восхищаюсь великолепием красного вертолета. Я пытаюсь отвлечься вопросами: сколько он его строил? когда начал? Он говорил, что получит за него хорошую оценку по физике, но с тех пор не вспоминал об этом. Интересно, почему.
Учителя не ставят оценки за то, чего не видят.
– Кому нужны оценки? – произносит опасный мужчина из-за куста. – Вы летите туда, где вас никто не будет оценивать.
– Разве вам не нужно работать? – спрашиваю я.
– Взял выходной. Хотел убедиться, что вы благополучно вырветесь отсюда.
– А что может случиться?
Он смотрит на меня таким взглядом, как будто видит, как меня разрывает пополам.
– Все в порядке? – спрашивает он.
– Конечно.
Он всматривается повнимательнее:
– Половина тебя хочет остаться, а другая – улететь. Верно? – Я киваю. – Это нормально. – Я киваю снова. – Из него выйдет хороший пилот. Я научил его всему, что знал.
Я представляю себе, что целую Густава так же, как целовала опасного мужчину из-за куста.
– Рекомендую так и сделать, – произносит мужчина.
Я стараюсь больше не думать при нем ни о чем важном. В присутствии телепатов мне неловко. У меня слишком много мыслей.
– Ничего не бойтесь, – продолжает он. – Когда доберетесь, найдите Патрисию и скажите, что я скучаю.
Он подходит к Густаву, говорит ему что-то о том, что дал мне карту, помогает ему погрузить коробку в вертолет и, пока Густав не видит, выуживает из кармана маленькую блестящую угловатую букву П и опускает ее в коробку. У меня в голове раздается голос: «Отдайте ей эту букву. Она поймет, что вас послал я. Она позаботится о вас. Вы можете ей доверять. Она очень хороший друг».