– Готовы к тревоге, парни? – Мужчина и оператор пожимают плечами. – Тогда готовьтесь.
Звучит сигнал тревоги. Студенты выходят на улицу. Следом идут учителя с учебными материалами в руках, готовые, если что, продолжать урок снаружи. Когда мужчина с оператором идут к выходу мимо кабинета директора, оператор разворачивается, идет спиной и снимает, как в здание заходит полиция с собаками. Последней выходит директор. Она капитан этого корабля.
– Что я тут вообще делаю? – спрашивает она.
Интервью второе. Лансдейл Круз
– Снова вы, – произносит она.
– Возможно, ты могла бы рассказать, что ты знаешь о вертолете, – отвечает мужчина.
– Я много чего знаю о вертолете.
– Прекрасно.
– Сколько вам лет? – спрашивает Лансдейл. Мужчина отвечает, что ему тридцать девять. – Это значит сорок пять или вам правда тридцать девять?
– Если хочешь, покажу документы, – отвечает мужчина. Оператор бурчит под нос: «Иисусе».
– А вы ничего, милашка, – замечает Лансдейл Круз. – Женаты?
– Не-а.
– В тридцать девять?
– Можно мы вернемся к вертолету? – просит оператор.
– Конечно, – кивает Лансдейл. – Что там с вертолетом?
– Он настоящий?
– Они же на нем улетели, так?
– А они правда улетели? Они точно не могли просто сесть на автобус или на поезд?
– Они улетели на вертолете. Его построил Густав. Он работал над ним много месяцев.
– А ты видела вертолет? – спрашивает мужчина.
– Да. Каждый день.
– То есть нет?
– Можно я скажу на камеру, что моя последняя приемная мама лживая сучка и я ее ненавижу? Это попадет в эфир?
– Вряд ли.
– Да, пожалуй, это небольшое отступление от темы.
– То есть ты не видела вертолет?
– Почему вас заботит этот чертов вертолет? – взрывается Лансдейл.
– Мы пытаемся понять, где могут быть пропавшие дети.
– С детьми все в порядке. Густав знает, что он делает. Вы уже брали интервью у мужчины из куста? Если кто-нибудь что-нибудь и знает, то это он.
– Правда? Я не думал, что он настоящий.
– Когда пойдете к нему, купите у него его особого лимонада, – предлагает Лансдейл. – Великолепный вкус, – и уходит.
Интервью третье. Какой-то случайный школьник на парковке
– Вы не знаете, где можно найти мужчину из куста? – спрашивает мужчина.
– Вы вообще о чем? – перепрашивает школьник.
– А что вы думаете о вертолете?
– Вертолет – единственный способ вырваться отсюда, – отвечает ученик, садясь в машину.
Интервью четвертое. Чайна Ноулз
Чайна все еще вывернута наизнанку, но она больше не язык. Теперь она анус. Она не в лучшей форме. Анусы очень смущают людей, хотя они есть у каждого. Все сложно.
– Не знаешь, где можно найти мужчину из куста? – спрашивает мужчина.
Чайна-анус кивает.
– Можешь отвести нас?
Анус сжимается и убегает ногами Чайны. Мужчина и оператор пытаются за ней поспеть, но скоро понимают, что она не ведет их к мужчине из куста, а убегает.
Интервью пятое. Родители Станци
– Нам нужно к пяти кое-куда успеть, – говорит отец.
– Я долго вас не задержу. Можно мы войдем?
– Нет, – отвечает мать.
– Ладно.
– Вы переживаете за дочь?
Родители Станци смотрят на них во все глаза. У них неуравновешенный вид.
– За которую? – спрашивает мать.
– У вас есть еще одна дочь?
– Да.
– Мы не знали.
– Значит, вы очень ленивый репортер.
Отец Станци начинает плакать. Оператор делает крупный план.
– Мы кое-куда опаздываем, – произносит мать, отталкивает с пути камеру, и они рука об руку идут по асфальту.
Мужчина потеет. Оператор снимает, как на лбу мужчины взбухает капля пота и ползет по щеке, а потом по шее.
Интервью шестое. Чики-бар
Мужчина с оператором заходят в бар. Все посетители залезают под столы. Те, кто сидит на табуретах у стойки, перепрыгивают через стойку и прячутся там. Пока мужчины не выходят обратно, никто не шевелится.
Интервью седьмое. Отец Густава
– Я не знаю никакого мужчину из куста.
– Он готовит лимонад?
Отец Густава сначала задумывается, потом радостно улыбается:
– О, так вы про Кеннета!
– Его зовут Кеннет?
– Кеннет бывал там, где сейчас Густав и Станци.
– Станци? Мы слышали, что ее зовут _____.
– Мы называем ее Станци. Она сама называет себя Станци.
Мужчина кивает.
– Мы очень гордимся, – продолжает отец Густава.
– Гордитесь?
– А почему нам, собственно, не гордиться? – удивляется отец Густава. – Наш парень построил вертолет. Вертолет! У вас есть дети?
– Нет.
– Значит, вы не поймете.
– Можете показать, как пройти к этому Кеннету? – спрашивает мужчина.
– Он очень нелюдим.
– Думаю, он не будет против. Его покажут по национальному телевидению!
– Он ненавидит телевидение.
– Можете дать мне его фамилию?
– Сомневаюсь.
– Он живет неподалеку?
– Можете уйти? – просит отец Густава. – Вы занимаете слишком много места.
– Я занимаю слишком много места?
– Да. Уходите.
Отец Густава осторожно закрывает дверь у мужчины перед носом. Мужчина смотрит на оператора и одними губами произносит: «Вот мудак». Когда он отворачивается, оператор тоже произносит одними губами: «Вот мудак». Вслух он говорит:
– Может, позвоним в пару дверей и спросим, где живет Кеннет?
– Я больше этой хренью не занимаюсь, – возражает мужчина. – Я с национального телевидения. Сюжеты сами приходят ко мне, а не наоборот.
========== Чайна Ноулз — вечер четверга — кострище ==========
Меня зовут Чайна, я та девочка, которая проглотила себя, и я хотела бы снова вывернуться нужной стороной, прежде чем ехать навещать Шейна. Я хочу, чтобы он видел мою кожу. Мои глаза. Мои волосы. Не то чтобы у меня особенно красивая кожа, глаза или волосы, но ему может так показаться. А если он будет так думать, может, я тоже начну. Как в зеркале. Люди могут служить зеркалами других людей. Такое постоянно случается. Возможно, этому стоило бы случаться пореже.
Мне понравилось жечь дневник, и я осматриваю комнату: не сжечь ли что-нибудь еще перед побегом? Я перерываю ящики стола и шкаф. Нахожу только плюшевую мартышку, которую папа купил мне, когда мне было семь лет, а он ездил по делам в Сан-Диего. Он показал мне много фотографий тамошнего зоопарка. Но это все равно было не то же самое, что поехать с ним. Я решаю сжечь мартышку, хотя не испытываю к ней особо ярких эмоций.
Перед тем, как спуститься вниз и сжечь мартышку, я замечаю последнее напоминание о вечере, который изменил все. Свитер. Тот свитер, который он начал медленно расстегивать. Тогда я попросила его остановиться. Три нижних пуговицы свитера оторваны, нижнюю петлицу надо зашивать. Свитер сделал свое дело не хуже, чем мамины наручники. Когда-то он был моим любимым. В день выбрасывания мусора – в пятницу, три дня спустя – мама нашла его в моем помойном ведре и сказала, что он стоил им с отцом слишком много денег, чтобы просто так его выбрасывать.
– Он же тебе всегда нравился, – добавила она.
– Я больше не хочу его видеть, – объяснила я.
– Ну… нельзя же просто… то есть…
Я выудила его из ведра и смяла в руках, пока она не заметила нехватки пуговиц.
– Неважно. Ладно, возможно, все же хочу.
Спускаясь вниз со свитером в руках, я размышляю о том, как должен пахнуть горящий шелк. Под мышкой правой руки зажата мартышка, я смотрю на ее морду и представляю, какие странные вещества будут куриться над ней. С минуту мне хочется одеть мартышку в свитер, но потом я решаю, что мартышка заслужила достойную смерть. В конце концов, ей всегда можно прикрыть горящий свитер, если мама меня застукает.