Поднялся страшный шум и среди работников заочных отделений, и среди студентов-заочников. Вспоминается, вызвал меня к себе С.В.Кафтанов и после трудного разговора сказал мне, что я должен отменить свой приказ. Я тогда ответил ему: «Вы — министр и можете легко отменить мой приказ, я же не могу насаждать халтуру в университетском образовании». К моему удивлению, мой приказ остался в силе. В Московском университете были закрыты заочные отделения, а по его примеру они были ликвидированы вскоре и в других университетах.
Другой случай моего столкновения с официальной политикой были так называемые «факультеты журналистики», которые только что были организованы в Московском и в некоторых других университетах. Организация этих факультетов произошла помимо меня, видимо, по прямому указанию ректорам университетов сверху. Когда я узнал об этом, я был изумлен учебным планом, носившим вовсе не университетский характер. Да и в числе преподавателей не было ни одного профессора, преподавание вели, казалось, случайные в ученом мире люди. Я выразил сомнение в целесообразности существования таких факультетов в университетах, и это дошло до высокого начальства. Однажды я был неожиданно вызван к начальнику Управления пропаганды ЦК Г.Ф.Александрову71. Состоялся крупный разговор. В высоких тонах он начал меня третировать, я же не уступал. Но я проиграл это дело.
Были, конечно, и другие подобные дела, которые заставляли нервничать и много работать. Время было тяжелое.
У меня не было помощников, которые бы полностью понимали задачу улучшения и подъема университетского образования, особенно на естественнонаучных факультетах. Мой заместитель (по снабжению) был демобилизованный из армии А.Т.Григорьян72, бывший работник центрального аппарата. Он был «дельцом и комбинатором», могущим протолкнуть разные вопросы, связанные с устройством кого-либо, пропиской в Москве и т. д. Вначале я, естественно, не знал, что он за человек в части своих связей с влиятельными деятелями высоких учреждений. Но его способность устраивать дела как-то настораживала. Он действовал неофициально, звонил по телефону каким-то приятелям, даже к министрам, в Моссовет и т. д., и дело было в шляпе. Я не мог поддерживать такую систему ведения дел в Управлении университетов. Вместе с тем А.Т.Григорьян, в то время, по крайней мере, был неспособен составить даже самую пустяшную бумажку (едва ли он не хотел заниматься такими делами), хотя он окончил Механико-математический факультет МГУ. Он производил впечатление человека невысокой научной грамотности и не столько помогал мне по должности, сколько занимался «комбинациями», требовавшими от меня внимания. Правда, он довольно быстро ушел из Управления университетами, сделавшись Управляющим делами Министерства. В дальнейшем мне пришлось с ним работать в течение многих лет в области истории науки.
О других своих помощниках и сотрудниках я почти ничего не помню. Вспоминаю некоего Сорокина, который, зная Григорьяна по университету, пытался «вывести его на чистую воду». Был довольно длительный разбор, но Григорьян вышел «чистым из воды». Все это вызывало к нему особые подозрения. Другие мои помощники были, в общем, добросовестными исполнителями, но не более. Что касается моих коллег — других начальников управлений Министерства, то друзей у меня среди них было мало. Многие из них были политичными чиновниками, стараясь показать себя с самой положительной стороны. Вспоминаю лишь двух более или менее симпатичных людей: начальника Управления медицинских вузов И.Е.Кочергина (с которым я ездил в Ташкент в 1946 г.). Вторым был М.Н.Волков — впоследствии Ученый секретарь Высшей аттестационной комиссии. В контакте с ним и его помощником М.Н.Тихомировым мне пришлось в дальнейшем много лет работать в качестве члена Экспертной комиссии по химии. Остальных сотрудников и коллег, за отдельными исключениями, я вспоминаю лишь «в тумане». С зам. министрами у меня сложились ровные, чисто служебные отношения. Многие из них уже умерли, за исключением, пожалуй, А.И.Синецкого (которого в последний раз я встретил на похоронах С.В.Кафтанова).
Моя работа в Управлении университетов Министерства высшего образования была непродолжительной. Это, впрочем, характерно для того времени. Все мои коллеги по Министерству также быстро сменили свои занятия в результате различных постоянных перемен, которые происходили в то время.
Хочется сказать несколько слов о С.В.Кафтанове. В целом он был как министр — на высоте. Он прекрасно изучил проблемы высшего образования, обладал огромной памятью и знал почти всех сколько-нибудь видных ученых во всей стране. Мне приходилось встречаться с С.В.Кафтановым чуть ли не ежедневно. Я докладывал ему о важнейших делах, проектах, перемещениях людей и т. д., и мы подробно обсуждали различные проблемы университетского образования. В те времена, когда перестраивалась вся экономика страны и в связи с этим и высшее образование, приходилось иметь дело с инициативами видных ученых. Так, к нам наведывался П.Л.Капица, у которого всегда в уме было много разных проектов и предложений, особенно в части подготовки для страны ученых высшей квалификации. Впоследствии именно в результате обсуждения проектов П.Л.Капицы возникли МФТИ и другие высшие учебные заведения. К С.В.Кафтанову часто приходили с проектами и другие видные ученые. Эти проекты иногда в моем присутствии подробно обсуждались, а затем мне приходилось перерабатывать такие проекты для представления в Совет Министров СССР. Иногда, впрочем, работа над такими проектами оказывалась в дальнейшем ненужной. Бывало, договоримся с С.В.Кафтановым по поводу какого-нибудь нового проекта, и я сидел неделями, разрабатывая соответствующий доклад. Готовый доклад я приносил С.В.Кафтанову, он благодарил и клал этот проект в стол «отлежаться». Но через месяц и более он вдруг извлекал из стола мой труд и, передавая его мне, говорил: «Вот тут Ваша бумага, возьмите ее к себе». Работа моя оказывалась напрасной.
В общем же С.В.Кафтанов был благожелательным человеком, и работать с ним было приятно. Он никогда не принимал быстрых решений и был большим «политиком». Я был связан с ним много лет после ухода из Министерства высшего образования, когда он был министром культуры, председателем Комитета по радио и телевидению и т. д. Он умер совершенно неожиданно, и это было следствием ряда обстоятельств и его поведения.
Моя работа в качестве начальника Управления университетов, видимо, не всегда нравилась высокому начальству. Я уже рассказывал о конфликте с Г.Ф.Александровым. Мы с ним впоследствии были на «ты» и встречались как лучшие друзья во время, когда он был директором Института философии АН СССР. Как он сошел со сцены и умер, довольно хорошо известно, об этом я не собираюсь писать. Бывали, конечно, у меня столкновения и с другими высокими работниками, но в аппарате ЦК у меня были очень хорошие отношения с рядом работников. Тем не менее, в конце 1946 г. я стал ощущать, что я пришелся не ко двору. В частности, однажды меня вызвал С.В.Кафтанов и очень настоятельно предложил мне пост директора Химико-технологического института им. Д.И.Менделеева. Он соблазнял меня и персональной машиной, и хорошей квартирой и пр. Я отнесся к этому совершенно отрицательно. Во-первых, мне успела надоесть административная работа, во-вторых — самое главное — я мечтал, что буду вскоре вести научные исследования, в частности по физико-химии дисперсных систем. Но я понял, что мне пора уходить из Министерства, и пришел к этому выводу без сожаления. Я уже начал в то время работать в МГУ и в КЭИН-е АН СССР. Кроме того, в это время я особенно увлекся историей химии, главным образом потому, что мне пришлось читать этот курс в МГУ. Я вошел в состав Комиссии по истории химии при Отделении Химических наук АН СССР и делал там кое-что.