Антоновщина в Тамбовской губернии
Итак, 2-го мая на курсах возникли слухи, что получен некий секретный приказ и что мы куда-то выезжаем. О серьезности этого приказа можно было судить по тому, что пасхальная выходка с поздравлением Васильеву была как-то забыта, хотя лишь накануне о ней говорили все. Мы, однако, вели себя, как и положено военным, не трепались попусту, позволяя себе только передавать, что нового слышали. 3-го мая, хотя и шли занятия, они как-то не ладились. Наконец, нам объявили, что мы срочно отправляемся в «Особый курсантский лагерный сбор в Тамбовскую губернию». Мы, естественно, хорошо знали об антоновщине и о Тамбовском восстании. Но мы не понимали, собственно, ни того, какая именно война происходит в Тамбовской губернии с антоновцами, ни, тем более, того, что же из себя представляет «особый лагерный сбор». Нам казалось, что, судя по названию, наш курсантский отряд, как и отряды других многочисленных командных курсов, соберутся в Тамбовской губернии вместе в красивом уголке и организуют большой летний лагерь наподобие Ходынского и мы проведем там лето, продолжая военное обучение. Действительность опрокинула все наши даже самые худые догадки. Наш курсантский отряд был сформирован из 50 примерно молодых курсантов-студентов. Я сейчас уже не припомню фамилии командира отряда, но хорошо помню, что с нами был Александр Федорович Яковлев — симпатичный преподаватель военно-химического дела, особенно противохимической защиты. Этот А.Ф.Яковлев впоследствии (1926–1927 гг.) был одним из заместителей начальника Главного военно-химического управления (ГВХУ) Я.М.Фишмана16.
Вечером 3-го мая (1921 г.) нам выдали обмундирование, летнее, очень плохого качества, но хорошо сшитое для курсантов. На следующее утро нас выстроили во дворе со знаменем курсов и с речью к нам обратился сам Смысловский. Он призывал нас держаться примерно и в бою, и в учебе. Помню, он сказал в заключение: «Мы не надеемся, а уверены, что вы будете высоко держать знамя Военно-химических курсов и честь курсантов военных химиков». Что-то говорил нам и Я.Л.Авиновицкий.
После этих торжественных речей нас отправили на вокзал (совершенно не помню, на какой) и мы поехали поездом быстро и не задерживаясь нигде, пока к утру следующего дня не прибыли в город Тамбов. Разгрузившись, мы отправились в казармы, которые назывались как будто Чижовскими17. Мы разместились в пустой казарме с двухъярусными нарами, я бы сказал, весьма просторно.
Пока начальство пошло выяснять, что мы будем делать дальше, мы, по солдатской привычке, разлеглись на нарах с целью поспать. («Отчего солдат гладок? Поел, да и на бок»). Но совершенно неожиданно мы подверглись яростному нападению… клопов! Видно, в казарме долго никто не жил и клопы, которых было невероятное множество, страшно проголодались и решили утолить свой голод за наш счет. Клопы выползли из всех щелей, падали сверху, ползли откуда-то снизу, ловить и давить их не было никакой возможности, их были легионы.
Каждому из нас были выданы заботливым начальством матрацники. Достаточно было набить такой мешок соломой, и готово мягкое логово. Пока наматрацники были пустыми, мы решили использовать их для защиты от клопиной атаки. Я, как и другие товарищи, залез в мешок с головой, конец мешка втянул внутрь и завязал мешок так, что проникнуть в него клопам, казалось, не было возможности. Но полежать в таком положении удалось не более 5 минут. Клопы неизвестно каким путем проникли внутрь мешка и безжалостно кусались. Пришлось оставить мечты поспать. Мы вышли на двор, где было еще довольно холодно.
Начальство и мы, посовещавшись, решили, что лучше терпеть холод, чем клопиную атаку, достали палатки, которые, как оказалось, мы привезли с собой из Москвы, и расположились невдалеке от казармы на молодой зеленой травке. Пообедать в этот день нам не удалось. Поели просто хлебца, оставшегося от Москвы, и наше настроение было испорчено. Вот тебе и «особый лагерный сбор», долженствующий быть образцовым.
Мы ходили грустными и недовольными. Казалось, что нашему настроению пришел конец. Впереди не виделось никаких перспектив к улучшению нашей жизни, голодной и холодной. Вот тут-то и пригодилась «политработа», но не та, которой нас обучали на курсах, а совершенно особая. Один из наших взводных (сейчас я уже совершенно не помню его фамилии), который, собственно, ничем не выделялся из ряда полуграмотных военных того времени, как-то не нарочно собрал нас в кружок и давай рассказывать самые озорные истории. Как сейчас помню, он рассказал нам, в частности, о свадебных торжествах «донны М.Неаполитанской с доном П.Испанским» и перечислил знатных особ, которые были приглашены и присутствовали на свадьбе. Фамилии каждого из этих гостей, посланников различных государств, были придуманы в соответствии с особенностями соответствующих языков. Рассказ был длинным, фамилии одна другой чуднее и совершенно неприличные (помню «Китайский посланник, мандарин Сунь х… в чай, вынь х… жуй» и т. д.). Мы, естественно, хохотали над каждой удачно придуманной фамилией. Наше молодое настроение серьезно улучшилось к вечеру. К тому же удалось и чего-то поесть. Я вспоминаю эффект такого приема «политработы», гораздо более действенного и быстродействующего, чем длительная пропаганда различных высоких материй.
Мы прожили в палатках около казарм несколько дней в ожидании распоряжения. В Тамбове, в частности в районе Чижовских казарм, собралось довольно много войск, главным образом курсантских отрядов с различных курсов. Командовал всем курсантским сбором известный М.Тухачевский. Через несколько дней после приезда утром мы обнаружили, что, собственно, остались одни на всем участке казарм. Многочисленные воинские подразделения, располагавшиеся еще вечером накануне рядом с нами, куда-то бесследно исчезли. Наш командир выстроил нас и объяснил, что все войска отправлены в район боевых действий и что наша задача, согласно приказа командования, состоит в том, чтобы демонстрировать, что в районе города Тамбова осталось еще множество войска. Мы должны были ходить по городу, по базарам и главным улицам с громкими солдатскими песнями, причем все время стараться менять внешний вид колонны.
Мы разделялись на два небольших отряда и одновременно проходили через базар с двух сторон, затем где-нибудь в маленьком переулке снова объединялись и спустя полчаса вновь проходили через базар. Пели почти непрерывно, все, что «Бог на душу положит», и скоро устали. Отдохнув несколько около своих палаток, мы вновь и вновь проходились по городу, вплоть до самого вечера.
Но уже на другой день мы получили приказ погрузиться в вагоны поезда и ехать на юго-восток. Нам не назвали конечного пункта нашего путешествия. Но ехали мы сравнительно недолго и высадились на вокзале очень большого села Инжавина — центра хлебного района Тамбовщины. Нам говорили впоследствии мужики, что Инжавино вывозило только за границу ежегодно около 4 миллионов пудов пшеницы!
В селе Инжавино мы нашли очень подходящие помещения для размещения всего отряда. Это было прежде всего какое-то, видимо, общественное каменное здание с несколькими достаточно большими комнатами. Мы расположились повзводно на полу комнат, и началась новая жизнь. В Инжавине был штаб войск Тамбовской губернии, там я неоднократно видал Тухачевского. В Инжавине же размещался штаб 6-го боеучастка фронта.
Нашему отряду некоторое время не было дано никаких (боевых) поручений. Мы жили в своем доме, выставив караул. Рядом с нашим домом стояла еще какая-то небольшая артиллерийская часть, Трехдюймовая пушка стояла прямо под нашим окном. Но те ребята, собственно, тут не жили, оставив лишь караул около пушки. «Кормежка» была у нас неважная, мы попросту голодали, и, естественно, одной из постоянных наших забот были поиски «чего бы пожрать», как говорили тогда ребята. А пожрать было буквально нечего. Недалеко протекала река Ворона. Туда мы ходили купаться. Там водилась и рыбка, но никаких снастей у нас не было. К тому же начальство не отпускало одиночных рыболовов на реку. Как-то во время купанья ребят из соседнего отряда каких-то командных курсов вдруг из-за дальних кустов началась стрельба. Это антоновские мужики пытались подбить курсантов, но их было больше и поближе бандиты подойти не посмели. Но сидели они где-то невдалеке и охота на красных на реке для них была заманчивой.