Адъютант, кроме всего, оказался еще сукиным сыном. Он как бы от имени командира полка передал мне приказание немедленно отправиться на гауптвахту и мало того, назначил конвоира для моего сопровождения. Только выходя из штаба, я понял, какое издевательство затеял адъютант. Сзади шел конвоир с винтовкой. У меня же на поясе висел наган. Как только дверь штаба закрылась, я вытащил наган (зная, что винтовка у конвоира не заряжена), навел на бедного парня, татарина или чуваша, и сказал: «Давай мне винтовку, не то я пристрелю тебя». Тот сразу перепугался и отдал мне винтовку. Я вернулся в штаб и имел удовольствие довольно грубо обругать адъютанта за незнание уставов и за издевательство. Взяв с собой предписание на гауптвахту, я пошел один, спокойно зашел в общежитие, взяв кое-что поесть, оделся потеплее и пошел отбывать арест. Сдав караульному начальнику наган и пояс, я был отведен в командирское помещение на втором этаже. Там уже был один молодой человек, офицер, по фамилии, кажется, Сомов. Он радушно приветствовал мое появление. Я занял свое место на топчане, и мы тотчас же завели разговоры, так что скуки никакой и не было.
Но было довольно холодно. Печка не топилась, и обслуживавший гауптвахту солдат доложил нам, что дров нет ни полена. Тогда Сомов (из роты которого был этот солдат-красноармеец) сказал ему: «Нечего врать, если не принесешь дров и не истопишь, то вот вернешься в роту, я тебе покажу!». Эффект этой сентенции обнаружился минут через 10. Появились дрова, и наша печка весело затрещала. Ночь мы спали в тепле.
На другой день мои ребята из общежития явились на гауптвахту человек 15, озадачив своим появлением караульного начальника. Они принесли мне картошки на неделю, масла, соли, хлеба, сахару и какие-то лакомства. Ребята были предприимчивы и имели запасы продовольствия. Караульный начальник вначале отказался передавать все это, но они все шумно ему доказали, что он не имеет права не передать продовольствие, и мне все это было доставлено. Помимо невзрачного обеда, принесенное продовольствие было кстати. Мы вдвоем с Сомовым зажили на славу, спали сколько влезет, вели различные разговоры, кушали, топили печи. В общем, жили хорошо. Пять дней пролетели очень быстро. После этой высидки (единственной за 15 лет службы в армии) я явился в полк, заготовив предварительно рапорт на имя командира полка, в котором объяснил свое положение в полку как начальника службы, не преминув написать по адресу адъютанта нескольких теплых слов, обвинив его в незнании уставов, в незаконном распоряжении моим временем. Я ему никак не подчинен и мог быть назначен в наряд только по личному указанию командира полка. На сей раз командир полка меня принял, торжественно признал неправильность действий адъютанта, при мне его поругал и сказал ему, чтобы больше меня без его указания ни в какие наряды не назначать. Так, после отсидки, я стал снова свободным человеком.
Кажется, в это время, около нового 1922 г., в полк прибыло некоторое химическое имущество: около 200 противогазов и 5 баллонов с хлором для камерного и полевого окуривания. Я потребовал устройства особого, химического склада, который и был построен под землей в новом расположении полка в казармах около Богоявленского монастыря.
Командиром полка, насколько мне вспоминается, был тогда очень хороший парень, Владимир Никанорович Коптевский. Он нисколько не забыл наш последний разговор и однажды, вызвав меня, он сказал: «Завтра соберется весь командный состав полка, и вы прочитаете нам лекцию по военно-химическому делу». Я по легкомыслию не придал этому особого значения, и думалось мне, что такую лекцию я вполне свободно прочитаю, так как что-что, а военно-химическое дело мне превосходно известно.
На другой день в положенное время я явился в полк. В одном из помещений был действительно собран весь свободный от нарядов командный состав. Впереди сидели сам Коптевский и комиссар. Я же умудрился даже не написать конспекта лекции, а выступал перед таким собранием в первый раз в жизни.
Итак, после краткого вступления командира полка, я начал, конечно, с истории газовых атак и изобретения средств защиты от газов. По неопытности, я рассказал об этом бегло в течение минут 5. Заодно я рассказал и об основных отравляющих веществах и их свойствах. Весь запас сведений, предназначенных для лекции, был полностью исчерпан. Я в полном недоумении, что так скоро все выложилось, плел какую-то околесицу и лихорадочно думал, что же делать, чтобы избежать скандала.
О, вы, начинающие лекторы! Хотя у нас сейчас каждый мальчишка из 7-го класса средней школы может оторвать речь чуть ли не на полчаса и без шпаргалки, он, да и его старшие товарищи-студенты, оказываются беспомощными, когда им надо выступать с лекцией на конкретную тему, например, об интерференции света. Те, кто в первый раз в жизни отваживаются на такую лекцию без тщательной подготовки, кончают плохо.
Итак, материал лекции был исчерпан. Я вспотел, пытаясь вспомнить еще что-либо такое, о чем я забыл сказать. Но, как назло, на память не приходило ничего дельного. Меня спасло снова шестое чувство. Я решил про себя, что мое выступление, закончившееся тем, что за 5 минут было высказано все, что нужно, следует рассматривать лишь как интродукцию к настоящей лекции. Хотя я и подумал, что мое смущение и мой фортель будет, несомненно, замечен, я начал с начала, теперь уже останавливаясь на разных деталях, которые ранее мне казались несущественными.
Лекция моя прошла, конечно, не блестяще, она была первой в жизни лекцией, но, по крайней мере, к концу часа у меня еще оставалось кое-что сказать. Ровно через час командир полка объявил об окончании лекции и спросил, не имеются ли у кого-либо вопросы. Таковых не было. Я с важным видом вышел вместе со всеми и закурил. Так началась моя многолетняя лекторская работа.
Вскоре (а может быть, перед этой злополучной лекцией) у нас в полку произошла реорганизация. После полного окончания гражданской войны произошло, естественно, численное сокращение армии, личного состава для частей, развернутых на время гражданской войны, недоставало. Поэтому «пружина» была сжата. Бригады были ликвидированы в дивизиях, вместо них были организованы новые полки. Наш 159 с.п. стал основой нового 53-го полка. Мы приняли пополнение из других полков и с 26 июля 1922 г. я был назначен Завхимобороной 53-го с.п. Мы переехали в лагерь в Ярославле. Начались занятия. Я теперь проводил некоторые занятия в ротах, обучая красноармейцев пользованию противогазами.
Мы стояли лагерем на берегу Волги. Недалеко, напротив нас за Волгой виднелся какой-то старинный монастырь, кажется, Толгский (?). По несколько раз в день мы купались в Волге. Штаб наш был дружен, в частности, я подружился и с командиром полка Коптевским, с которым теперь можно было разговаривать не только в официальном порядке.
Но ничего на свете нет постоянного. К нам вскоре был назначен новый командир полка Шенк. Хотя он был доступным и вполне приличным человеком, но уже не было с ним таких установленных отношений, как с Коптевским. Я продолжал занятия в ротах и в штабе полка и каждые 10 дней ездил в Кострому, где находился мой склад противогазов и хлора.
Казалось, все шло вполне благополучно и в перспективе думалось, что с наступлением осени я снова перееду в Кострому и буду продолжать учебу в Политехникуме. Но «судьба играет человеком».
Примерно 20 августа пришел приказ из округа о назначении меня заведующим химобороной 19 с.д. Я был вызван к командиру полка и получил приказ срочно собираться на новое место службы. Так как было лето, а я не пользовался отпуском, я обратился к командиру с просьбой дать мне двухнедельный отпуск и получил согласие. 25 августа (согласно послужному списку) я получил предписание и отпускное удостоверение и, не глядя на них, сунул в карман. Попрощавшись наскоро с товарищами, особенно с начальником штаба полка П.П.Богородским, с которым я успел подружиться, я отправился в Кострому, сдал склад, попрощался с ребятами, которые еще не успели уехать, и пошел пешком к Пречистому, в 17 верстах от Судиславля, где жил мой отец с семьей.
Летом в дремучих лесах в районе Мезы исключительно хорошо. Масса грибов, в речке Шахоче еще водились в те времена хариусы, неподалеку была небольшая речка Сендега («Я на Сендеге гулял, свою милку потерял, думал в кофте розовой, а это пень березовой»). Приехав к отцу, я целиком предался занятиям разными делами, шатался по лесам, удил рыбу, помогал в хозяйстве и т. д. Было страшно хорошо и беззаботно, давно я так не живал. В огороде масса овощей, был уже и хлеб, так что все было на высоте. Я и не заметил в такой обстановке, как пролетели две недели. Накануне предполагаемого отъезда я полюбопытствовал, целы ли у меня документы, и, развернув впервые отпускное удостоверение, с ужасом обнаружил, что отпуск у меня всего лишь на 3 дня!