Нижегородский государственный университет был, по существу, смешанным учебным заведением. Наряду с естественными факультетами в его составе работали технические факультеты и агрономический факультет. Объяснялось это тем обстоятельством, что университет был организован на базе Варшавского политехнического института, эвакуированного из Варшавы во время первой мировой войны47. Сначала «Варшавская политехника», вернее, ее русская по преимуществу профессура вместе с довольно значительным запасом оборудования некоторое время размещалась в Москве и оттуда переехала в Нижний Новгород, где начиная с 1918 г. удалось организовать занятия, причем был произведен прием студентов. Было решено реорганизовать Политехнический институт в университет. При этом были сохранены существовавшие в Варшаве химико-технологический, механический и строительный факультеты, в дополнение к ним были открыты агрономический и педагогический факультеты, которые, впрочем, вскоре, в двадцатых годах, выделились в самостоятельные институты.
Ядро профессуры Нижегородского университета составили варшавские профессора, большею частью русские по происхождению. Переехавшие профессора польского и тяготевшего к Польше происхождения покинули Нижний Новгород в начале 20-х годов. Среди уехавших был и известный М.С.Цвет48. Варшавских студентов в университете почти не осталось. В 1925 г. был лишь один студент из породы «вечных студентов» Н.П.Забелин, который числился студентом 22 года и не окончил институт, так как не смог сдать «Сопротивления материалов». На освободившиеся после отъезда варшавских профессоров-поляков места пришло несколько новых профессоров из Москвы и других городов. Однако в общем «ученая» атмосфера в университете, по крайней мере во время моего студенчества, оставалась варшавской.
Здесь нет необходимости излагать историю Нижегородского университета, тем более, что она в общем описана. Университет в Нижнем размещался в нескольких зданиях. Центральное здание с колоннами (принадлежавшее ранее духовной семинарии) размещалось на площади Минина. Здесь читались лекции по физике, математике и теоретической механике. Довольно далеко, на Откосе в саду было здание химического факультета с лабораториями и кафедрами неорганической, органической и физической химии вместе с коллоидной химией. Там же частично размещался и механический факультет. В особых зданиях в городе помещались строительный, агрономический и педагогический факультеты. Большая часть занятий на I курсе проходила в главном здании.
Состав студентов I курса химического факультета был довольно разнохарактерным. Значительную группу студентов составляли рабфаковцы, уже солидные по возрасту люди, плохо подготовленные и давно отвыкшие от систематической учебы. Наряду с ними, однако, имелось довольно много молодежи, только что окончившей среднюю школу. Среди молодых студентов было много девиц, которые, естественно, отличались особым прилежанием, аккуратно посещали все лекции и вели записи. Впрочем, это прилежание, видимо, не пошло им впрок. По окончании университета ни одна из них не выдвинулась на солидные должности. Они повыходили замуж, за исключением некоторых, не обладавших соответствующими данными. В то же время многие ребята из молодежи стали преподавателями и даже профессорами (например, Обрядчиков, известный нефтехимик).
Несмотря на трудности обучения в университете при совмещении с военной службой, несмотря на всякого рода поездки в командировки, маневры, полевые поездки, штабные занятия и т. д., я старался по возможности аккуратно слушать лекции по высшей математике и физике. Лекции по неорганической химии не читались после первой лекции. Надо было также посещать и лекции по теоретической механике. Химический факультет по существу, по варшавской традиции, оставался химико-технологическим.
Высшую математику нам читал Лев Иванович Поливанов, весьма интеллигентный и по знаниям, и по внутренним человеческим достоинствам человек небольшого роста в очках. Он прекрасно понимал нашу слабую подготовленность по математике, даже у тех студентов, которые только что окончили среднюю школу, не говоря уже о рабфаковцах. Поэтому Л.И.Поливанов читал свой курс довольно популярно, и в этом отношении он был талантливым профессором. Даже я, имевший очень слабую математическую подготовку и успевший забыть даже то, что я вынес из уроков математики на Военно-химических курсах в 1920–1921 гг., в общем понимал все, что он говорил, но с запоминанием материала было плоховато.
Л.И.Поливанов принадлежал к московской интеллигенции. Его отец был содержателем и руководителем когда-то популярной в Москве «Поливановской гимназии». Он был очень мягким человеком и вместе с тем производил впечатление болезненного человека. То, что он читал, в общем легло в основу моих математических познаний, которые впоследствии мне пришлось совершенствовать главным образом в процессе преподавания физической химии. Я не могу не вспомнить Л.И.Поливанова с благодарностью и уважением. Он уже давно умер, вероятно, в годы войны.
Профессором физики был у нас Александр Наумович Зильберман49, получивший образование в Германии. Он работал некоторое время у Ленарда, у Рентгена и еще у кого-то. В начале первой мировой войны он каким-то образом перешел границу Германии в Голландию и вернулся в Россию, вскоре женившись здесь вторично. Физик он был знающий, особенно же он увлекался катодными и рентгеновскими лучами, и его демонстрации на эту тему были превосходными, при той бедности в оборудовании, которая тогда имелась в Нижнем. Мы знали, что Зильберман любил сообразительных студентов. Нередко на экзаменах он задавал каверзные, но очень простые вопросы. Известно было, что он даже немного издевался над несообразительными студентами. Однажды он принимал в своем кабинете экзамен у одного такого студента. Дело было весной, и луч солнца падал на стол, на котором стоял графин с водой. Зильберман предложил студенту пощупать графин и сказать, с какой стороны он теплый. Оказалось, что теплой была сторона, не освещавшаяся солнцем, а холодной сторона, на которую падал солнечный свет. Зильберман спросил, чем это можно объяснить. Озадаченный студент, подумав, начал нести ахинею, что будто бы лучи солнца, проходя через графин и содержавшуюся в нем воду, «преломляются» и нагревают обратную сторону. После такого ответа Зильберман «выгнал» студента, заявив ему, что он просто перевернул графин.
Впоследствии я подружился с А.Н.Зильберманом. Оказалось, что он очень интересный человек, прекрасный организатор и знаток высшей школы, прекрасно знавший физику. Но об этом после.
На другие лекции я не ходил и потому, что был занят по службе, и потому, что вообще никто не посещал других лекций. В 1925–1926 годах, как нарочно, было множество разных мероприятий по военному обучению в штабе дивизии. То военная игра штабов корпусов и дивизий в Штабе Московского военного округа (Всеволожский пер., д. 7), то полевые поездки, то выезд в лагеря в Гороховец (тогда эти лагеря только-только организовались), то еще разные поездки в штаб корпуса во Владимир и т. д. К этому надо добавить довольно интенсивную работу в Авиахиме, частые лекции, с которыми мне приходилось выступать то в Доме обороны, то в Сормове, то еще где-либо. Кроме того, естественно, я как молодой человек (24–25 лет) должен был и развлекаться разными путями. Не всегда это кончалось благополучно. Впрочем, на встречи с выпивками с друзьями-студентами времени у меня недоставало.
И все же первый год обучения в университете для меня закончился в общем благополучно. Правда, были и хвосты. У меня сохранилась каким-то чудом зачетная книжка того времени. Сейчас, глядя на нее, я не без удивления вижу, что 25 мая 1926 г. я сдал аналитическую геометрию, а несколько ранее, 10 марта, сдал Анализ, ч. 1. Еще ранее, в феврале 1926 г., кому-то (не помню и не разберу подписи) сдал теоретическую механику. Кроме того, был сдан практикум по физике и часть I физики, а также техническое черчение — правда, последний зачет удалось сдать лишь в декабре 1926 г. Была сдана также политическая экономия.