Вступительный экзамен по английскому языку я сдавала в одном потоке с девушками инфака университета. Разговорный текст, отрывок из газетной статьи и несложный текст биологического содержания из пособия, принесенного с собой, были также сданы на отлично. Можно было перевести дух.
Несмотря на занятость каждого из нас, мы оставались маленьким дружным коллективом и не скучно проводили совместно свое общее свободное время. Довольно часто втроем мы ходили в кино. Выбирали интересный фильм, заранее покупали билеты в центральных кинотеатрах, но чаще посещали кинотеатр «Заря», расположенный близко от дома. У Нины Сергеевны была небольшая коллекция грампластинок с записями французских песен в исполнении Шарля Азнавура, Эдит Пиаф, Ива Монтана и других певцов. Мы слушали их, и Нина Сергеевна поясняла нам, о чем в них поется. Она прекрасно владела французским, говорила на нем, переводила с французского как научную так и художественную литературу. Казалось, она была немного француженкой в душе, и любовь ко всему французскому органично дополнялась ее эффектной внешностью – голубыми глазами, короткой стрижкой темных волос.
Мы вместе готовили, накрывали на стол. К чаю часто покупали торт с арахисовыми орехами. Вместе мыли посуду, и всегда это было весело, с остротами, смешками. Главным шутником, говоруном и организа-тором наших коллективных дел и культпоходов был Виталий Павлович, всегда бодрый и неунывающий. Друг друга мои старшие товарищи в домашней обстановке называли коротко: «Ви» и «Ни».
Вечерами, незадолго до отбоя мы гуляли. Город погружался во тьму, зажигались огни, уходили тревоги и волнения дня, и мы втроем с удовольствием расхаживали по асфальтированным дорожкам вокруг домов. Рядом было Японское море, легко дышалось, и бесконечно лились разговоры. Я рассказывала о поездке в Польшу, потом брал слово Виталий Павлович. Он умел компетентно и обстоятельно, как и подобает преподавателю, высказаться по любому вопросу. А потом мы пели, шли и негромко распевали песни, романсы, какие приходили на память.
Подошел месяц ноябрь. Владивосток, как и другие города Советского Союза, готовился к праздно-ванию 52-ой годовщины Октябрьской революции. Сотрудникам Биолого-почвенного института в составе колонны Академии наук полагалось участвовать в праздничной демонстрации трудящихся. Мои старшие товарищи решили, что и мне будет нелишне промаршировать перед трибуной в институтском строю. Вот и праздник. Я помню тот солнечный теплый ноябрьский день. 7-го ноября в Хабаровске обычно бывала минусовая температура, и люди одевались по-зимнему. А здесь я щеголяла в осеннем пальто, в легком берете, в туфельках. Большая группа работников института долго стояла в проулке, спукаю-щемся к улице Ленинской, чтобы в нужный момент влиться в праздничное шествие. Пристроив флаги и транспаранты под деревьями и разбившись на небольшие группы, люди были заняты разговорами. В обществе Виталия Павловича мы тоже не скучали. Но скоро все пришло в движение, и людская волна вынесла нас на главную улицу города, где звучали призывные марши, а у трибуны – ободряющие лозунги. Так однажды я побывала демонстрантом в городе Владивостоке. А дома нас ждал праздничный обед – приготовленная в духовке утка и любимый торт с арахисом.
Итак, осталось сдать мне лишь один экзамен, но не решенным до сих пор был главный вопрос: выделит ли институт в этом году аспирантскую единицу геоботанической группе. Эту группу возглав-ляла тогда известный луговед к.б.н. К.Д. Степанова. Луговедение – другое направление геоботаники, также актуальное для отдельных регионов Дальнего Востока. В то время луговеды БПИ активно изучали камчатское крупнотравье. Но я-то собиралась специализироваться по лесной геоботанике у д.б.н. Куренцовой Г.Э. Может быть кого-то это не устраивало, однако срок вступительного экзамена по ботанике мне был уже назначен. И я штудировала крупноформатный увесистый том «Ботаники» под редакцией профессора Жуковского.
Приемную комиссию на экзамене возглавлял мэтр дальневосточной ботанической науки Д.П. Воро-бьев, очень доброжелательно настроенный к молоде-жи, желавшей заниматься наукой. Поступающим давали 3 вопроса: по анатомии и морфологии растений; по разделу низших растений; по систематике высших растений. Из систематики чаще всего просили рассказать о семействе розоцветных. Наверное потому, что это – душистые, красивоцвету-щие и полезные для человека растения, плодовоягод-ные в том числе. Вот и мне на экзамене выпало это семейство. В целом я сдала ботанику на «отлично» с некоторыми разногласиями экзаменаторов по одному из вопросов: кто-то оценил его на «5», а кто-то на «4». Не удивительно, ведь здесь работали большие профессионалы, настоящие знатоки ботаники.
Каков же был итог всей этой битвы? Увы, БПИ так и не нашел тогда вакансии для меня. Я говорю «тогда», потому что несколько позже меня пригласили-таки туда на работу, но я отказалась, так как изменились мои обстоятельства, о чем я скажу ниже. С вакансиями в Академии всегда было не просто. Еще в тот момент могло сыграть свою роль противостояние сил внутри Отдела. – Не в ту дверь постучалась! – тихо сказал мне один из молодых сотрудников-луговедов.
Но Галина Эразмовна нашла выход. Она составила мне надежную протекцию в другой Академический институт – Хабаровский комплексный НИИ, написав для меня рекомендательное письмо одному из геоботаников этого института, который недавно в БПИ защитил кандидатскую диссертацию по растительности хребта Хехцир. Это был к.б.н. Бабурин Анатолий Александрович. И с этим письмом, с документами, которые я забрала из БПИ, я стала собираться в обратный путь. Чистовик реферата мне не вернули, благо я имела черновой его вариант. Выписки из экзаменационных ведомостей о сдаче двух экзаменов в ДВГУ с моими оценками взял позже в университете Виталий Павлович и прислал мне по почте.
Стояла середина ноября, и поездом я ехала в Хабаровск. Утром, на подъезде к городу всюду белел снег, над придорожной полосой тихо кружилась первая метель новой зимы. И после приморской золотой осени я вернулась в свой уже заснеженный город.
146. Поступление в аспирантуру
Не расслабляться и не унывать! Такими были напутственные слова Нины Сергеевны. И я «ковала» свое «железо» дальше, пока оно было «горячо». С документами и рекомендательным письмом я отправилась в находившийся недалеко от Пединститу-та Хабаровский комплексный научно-исследователь-ский институт Сибирского отделения Академии наук СССР. Впоследствии Академия наук образовала на Дальнем Востоке другое свое отделение, куда вошли академические институты Дальнего Востока. Названо оно было Дальневосточным научным центром – ДВНЦ АН СССР. Институт сокращенно стал называться ХабКНИИ ДВНЦ АН СССР, в обиходе – просто ХабКНИИ.
Небольшое трехэтажное здание института своим закругленным фасадом выходило на улицу Ким-Ю-Чена. Войдя в него, я оказалась в круглом холле с двумя радиально расходящимися коридорами и лестницей посередине. У вахтера, сидевшего за столом слева от входа, я спросила, как найти нужного мне человека. Поднявшись на второй этаж и пройдя в дальний конец коридора, я постучала в дверь кабинета, где размещалась лаборатория биогеоцено-логии. Четыре письменных стола, узкий проход, маленькая «прихожая», отгороженная шкафами с книгами – вот и все, что помещалось в этой тесноватой рабочей комнате.
Товарища Бабурина – так назвала я еще незнакомого мне человека его сотрудникам, сидевшим в кабинете, – на месте не оказалось. Он в это время был на складе, участвуя в инвентаризации институт-ского снаряжения. Один из присутствующих пошел за ним. Через какое-то время в кабинет вошел не молодой человек в очках. – Я и есть товарищ Бабурин, – сказал он. Представившись, я дала ему письмо Галины Эразмовны. Внимательно прочитав его и спросив меня дополнительно о чем-то, он сказал мне прийти несколько дней спустя. В следующий приход я сдала документы Ученому секретарю института. Оказалось, кое-кто из работников института знал меня. Здесь, после окончания аспирантуры у д.б.н. А.П. Нечаева, работала Светлана Ш., к которой я приезжала в Комсомольский заповедник в конце мая 1967-го года. Мы встретились потом с ней в этом институте.