Одно неприятное столкновение было у нас и с насекомыми других родов и видов. Однажды нам нужно было переночевать в избушке у ключа Бояркинского. Но в ней для ночлега, кроме дощатых нар, ничего не было. Ни клочка сена. И решили мы – биологи – нарезать свежей травы и настелить на доски, чтобы помягче спать было. Да, сначала все было удобно, но среди ночи все принесенные с травой насекомые устроили нам «коллоквиум» по зоологии беспозвоночных, выползая из травы и ища выхода на свободу. В ужасе мы повскакивали с нар и стали выбрасывать всю траву прочь, подальше от избушки.
Однако тот маршрут запомнился еще и тем, что у ключа я нашла тогда редкое растение – кортузу амурскую, красиво вырезанные листья которой так удивительно и натурально источали запах свежих яблок.
Уставшие и взмокшие от жары и быстрой ходьбы мы возвращались на свой маленький стационар – к избушке на берегу Зеи, к устью ключа Тёплого. Приятно было подойти к ручью, где встречала тебя тень и прохлада, но холодная вода и комары сильно ускоряли водные процедуры. Потом мы разво-дили костер, готовили обед – суп, кашу, универсаль-ной добавкой к которым было консервированное мясо – тушёнка. Если для еды не хватало обычного карто-феля, покупали сушеный, нарезанный кружочками, похожий на чипсы. Он был легким по весу, удобным при переноске, быстро разваривался в кипятке, превращаясь в аппетитное пюре.
Под вечер занимались закладкой растений в гербарные сетки или иными камеральными работами.
В другой раз маршрут проходил через расширенную часть межгорной долины, выходившей к р. Зее и поросшей луговыми травами вперемежку с березово-осиновыми колками. Здесь было много света и простора. Валериана, кровохлебка, астильба китай-ская, волжанка, василистник, борец, подмаренник, вороний глаз и другие виды сплелись в густой трехярусный травостой. Это был парад цветов, изящной зелени и тонких цветочных ароматов. Над яркими соцветиями трав весело порхали красивейшие бабочки, и почему-то так хотелось их поймать и засушить. Царицей здешней энтомофауны была крупная белая бабочка –аполлон – с яркокрасными пятнышками на крыльях.
К долине и лугам были обращены южные склоны ближайших гор, растительность которых также являла собой необычную для средней тайги картину. Взрыв биоразнообразия! Это был уже упомянутый мною пояс хвойно-широколиственных лесов, наиболее богатых видами и сложных по строению. В структуре этих лесов главную роль играли хвойные – сосна, лиственница, типична была примесь дуба, березы даурской, ильма лопастного, липы амурской. Из кустарников, кроме доминирующе-го рододендрона даурского, встречались: леспедеца двухцветная, спирея средняя, сирень амурская и даже древесная лиана – лимонник китайский. В травяном ярусе были обычны: венерин башмачок, володушка длиннолучевая, красноднев малый, патриния скабиозо-листная, колокольчик точечный, осока Коржинского и другие виды.
В пределах хр. Тукурингра эти леса, образую-щие полидоминантные формации, распространялись узкой полосой вдоль береговой линии р. Зеи. Объяснялось это явление влиянием долин рек Амура и Зеи на климат прилежащих территорий. Вдоль этих рек ботанико-географические рубежи формаций широколиственного комплекса смещаются, и элементы их флоры проникают дальше на север. Для большинства видов этих лесов наш район являлся северной границей распространения.
153. В среднегорной заповедной чаще
Далеко на северо-запад от города Зея шла боль-шая дорога – Золотогорское шоссе, ограничивавшее территорию заповедника с юга. Вдоль этой южной границы также находились кордоны, которые именовались по километровым отметкам на шоссе: 19-ый км, 36-ой км, 52-ой км. На машине, принадлежа-щей заповеднику, по шоссе мы заезжали на какой-либо из этих кордонов и от него прокладывали маршруты. В другой раз, заехав на кордон, заходили от него вглубь территории с палаткой, разбивали бивуак у реки Большой Гармакан или реки Мотовой, хорошо различавшихся на карте. Работали там несколько дней и возвращались на исходный кордон, откуда в назначенный день и час забирала нас машина, специально присланная работниками заповедника.
Леса придорожного пространства до установле-ния заповедного режима вырубались и неоднократно горели. Теперь здесь господствовали длительно-произ-водные сомкнутые сообщества ольхи кустарниковой, и возобновление лиственницы, ранее произраставшей в этих условиях, шло плохо. Заросли ольхи однако стали естественным заграждением, кулисой, прикрыва-ющей заповедный лесной массив со стороны дороги. Кроме того, ольха кустарниковая выполняла почвоза-щитную и мелиоративную функцию на вырубках и гарях лиственничных лесов.
Путника, попавшего в ольховостланичник, ожидали чаще всего неприятности, хотя ольха кустар-никовая здесь не стелилась по земле. Высокие древовидные ветви ольхи, выходящие из одной точки, были густо облиствлены. Ярус ольхи таким образом сильно затенял поверхность, здесь всегда царил полумрак. Все ориентиры исчезали из виду, и в этих зарослях легко было заблудиться, что и происходило с нами неоднократно. Но полоса ольхи была заметной и неотъемлемой частью растительного покрова заповед-ника, и её роли в сменах лиственничных лесов я посвятила целую научную статью, которую написала после второго полевого сезона.
Пройдя ольховые заросли поперек, мы попадали в сердцевинную часть заповедных лесов, отражавших зональные черты растительности хребта Тукурингра. Это был среднегорный район с преобладанием листвен-ничных и производных от них березово-лиственничных лесов, составлявших в совокупности 68% от общей лесной площади. Лиственница заселяла в этом районе самые разнообразные экотопы. Наиболее продуктив-ные древостои были приурочены к платообразным формам рельефа, к достаточно дренированным поло-гим склонам. Леса низкой производительности зани-мали днища долин, плоские речные террасы, подверженные заболачиванию, шлейфы склонов. Из кустарников здесь доминировали береза Миддендорфа и багульник болотный. Близкое залегание многолет-ней мерзлоты предопределило отбор психрофильных, то есть устойчивых к холоду видов в травяно-кустарничковом покрове: смилацины трехлистной, княженики, лютика лаппонского и других. Моховой покров был образован видами сфагнума.
Лиственничкам зеленомошным была свойст-венна примесь ели аянской, более высокая производи-тельность древостоев, сходный с флорой ельников зеленомошных состав флоры нижних ярусов.
Исключительно широкораспространенными на территории заповедника были лиственничники родо-дендроново-разнотравные. В составе древостоя отме-чалась примесь березы плосколистной, осины. Доминантом подлеска являлся рододендрон даурский. Для травяного яруса характерны были растения лесостепного типа: полынь пижмолистная, осока Кор-жинского, очиток живучий, подмаренник настоящий, володушка длиннолучевая и другие виды. Эти леса давали гамму переходов от южно-таежных сообществ с чертами неморальности до среднетаежных лесов.
В эту, удаленную от шоссе часть заповедной территории не проникали никакие звуки, сопутствующие человеческой деятельности. Здесь стояла тишина, от которой «резало» ухо. Известно, что в абсолютной тишине человек никогда не находится. Даже когда исчезают последние отголоски урбаниза-ции, остаются звуки природной среды, окружающей человека: шум дождя или порывов ветра, шелест листвы и так далее. Здесь же окружала нас неправдопо-добная тишина! Звуки, лесные шорохи начинали чудиться ночью, перед сном. Казалось, недалеко от палатки по своим тропам идут дикие звери. – Какие они деловые, какие неугомонные. Сколько они будут здесь ходить? – думала я. Но потом все-таки засыпала. Свою палатку мы ставили недалеко от ручья, так что обитатели лесов и в самом деле могли подходить к воде. Мы часто видели звериные следы, звериные тропы, но заметить живого зверя лично мне за все время работы в заповеднике удалось лишь один раз. То была грациозная и пугливая коричнево-золотистого цвета косуля, которая паслась на опушке леса вблизи реки Зеи. Не часто попадались на глаза и птицы. Однажды мы видели сидящую на ветке большую светло-серую сову, которая, повернув свою голову на 1800, удивленно взирала на нас.