Попробовал сосредоточиться на своих вкусовых ощущениях, тут меня как жахнет по рецепторам. Чуть не выплюнул всё. И пошло. Так. Яйца для бисквита взбивали со свекольным сахаром. Ну да это нормально, тут и свекла своя и заводы сахарные под боком. Тростниковый только на вид белее кажется, да и подороже он. В магазине 87 копеек, а свекольный немного пожелтее и стоит 78 копеек. Мука в бисквите не высший сорт, максимум первый. Оно и понятно, со второго сорта выпечка не прокатит. Джем нормальный, абрикосовый. Похоже сами делают, не магазинный. Пропитка. Должна быть винная. Тут явно яблочный сидр с добавлением спирта и воды. Во дают. Даже бормотуху разбавляют. Крем. Тут всё нормально масло сливочное, свежее. Похоже не заморачивались. Влили в масло сгущёнку, благо её хоть попой кушай, прогнали на миксере и вперёд.
— Ты чего глаза выпучил? Попалось, что-то?
Я сосредоточил взгляд на Людмиле. Да что такое со мной? То вкус не чувствую. Сосредоточился на вкусе, зрение пропало.
— Да так. Задумался о судьбинушке своей тяжкой.
— Это когда она потяжелеть успела? — и с улыбкой глянула на Алёнку.
Та, не обращая ни на кого внимания, поедала вторую розочку. Вот тётушка, егоза. Ладно, я тебе ещё попомню твои намёки да улыбочки.
— Да с тех пор, как тебя встретил. Всё думаю, как с тобой поступить. Обступить иль наступить.
— Это… В смысле наступить?
— Вот я и думаю, в каком это смысле? Да и есть ли смысл в этом смысле? Вот коли не было, этого смысла и смысл тогда был бы, а так полная чепуха получается.
Пауза.
— Да действительно чепуха. Эй! Да чего ты мне голову морочишь? Есть смысл, нет смысла. Ешь давай.
— Вот. В этом всё и дело. Я в эту голову — постучал пальцем себе по лбу — не только ем. Я в неё иногда и думаю.
Алёнка оторвалась от торта и раскрыв глаза посмотрела на нас с тётушкой. Людмила махнула рукой.
— Не обращай внимание. Это мы так дурачимся. Шутим в смысле.
— Ага, — поддержал я её — и со смыслом, и без него тоже.
Мы с тётушкой глядя друг другу в глаза рассмеялись. Алёнка робко улыбнулась.
Когда тортом наелись, я бы даже сказал, объелись, разговоры за столом утихли. Надо было как-то разнообразить наши посиделки.
— Алён, как ты думаешь? Кушать тортики, хорошо?
— Ага.
— А быть толстой? Хорошо?
— … Я не толстая. — скуксилась она.
— А никто и не говорит, что ты толстая. Даже намёка на это нет.
Глазки её снова просияли.
— Но пускать это дело на самотёк нельзя. Ты же хочешь быть самой красивой невестой на свете?
Голова её резко замоталась вверх и вниз. Светлые волосы стали рассыпаться волнами.
— Вот. — поднял я вверх палец — Поэтому необходимо немного утрясти наши тортики в животиках.
— Это как?
— Пойдем за навес. Кое-что покажу.
Обогнув навес, мы вышли к качелям.
— Ух ты! Качели! Да ещё какие большие!
— Умеешь сама, на качелях качаться?
— У-у, — замотала она головой из стороны в сторону и волосы вновь заволновались, опустившись на плечи, — меня мама или папа всегда качают.
— Хорошо, могу я покачать, а если хочешь могу и научить.
— Угу. — и вновь мотание головой, только теперь вверх и вниз.
— Ну тогда давай, садись.
Она подскочила к сиденью спиной и попыталась запрыгнуть, но ничего не получилось. Ну правильно. Высота-то под взрослого человека рассчитана.
— Сейчас помогу.
Попытался взять её за бока и приподнять, но силёнок не хватило. Чёрт. Никак не могу адаптироваться. Всё-таки память взрослого человека играет со мной злую шутку. Вижу ребёнка, а то что сам ещё ребёнок забываю. Хотя взрослым никогда и не был. Только в памяти. Так причитания в сторону. Что делать?
— Жди.
Метнувшись в летнюю кухню, нашёл там, в комнате с вареньем, маленькую скамеечку. Эта комната, особое место. Тут все стены заставлены мощными деревянными стеллажами. А на всех полках этих стеллажей, стоят банки с разнообразными вареньями и солениями. Клондайк какой-то. За год всё не съедается. Вот для того, чтобы доставать с верхних полок, тут и была скамеечка.