. . . . . . .
«Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать…А мне уж девяносто…Скоро в гроб.Давно пора бы было воротиться».Он говорит, а сам все морщит лоб.
«Да!.. Время!..Ты не коммунист?»«Нет!..»«А сестры стали комсомолки.Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,На церкви комиссар снял крест.Теперь и Богу негде помолиться.Уж я хожу украдкой нынче в лес,Молюсь осинам…Может, пригодится…Пойдем домой —Ты все увидишь сам».
И мы идем, топча межой кукольни.Я улыбаюсь пашням и лесам,А дед с тоской глядит на колокольню.
. . . . . . .. . . . . . .
«Здорово, мать! Здорово!»И я опять тяну к глазам платок.Тут разрыдаться может и корова,Глядя на этот бедный уголок.
На стенке календарный Ленин.Здесь жизнь сестер,Сестер, а не моя, —Но все ж готов упасть я на колени,Увидев вас, любимые края.
Пришли соседи…Женщина с ребенком.Уже никто меня не узнает.
По-байроновски наша собачонкаМеня встречала с лаем у ворот.
Ах, милый край!Не тот ты стал,Не тот.Да уж и я, конечно, стал не прежний.Чем мать и дед грустней и безнадежней,Тем веселей сестры смеется рот.
Конечно, мне и Ленин не икона,Я знаю мир…Люблю мою семью…Но отчего-то все-таки с поклономСажусь на деревянную скамью.
«Ну, говори, сестра!»
И вот сестра разводит,Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,О Марксе,Энгельсе…Ни при какой погодеЯ этих книг, конечно, не читал.
И мне смешно,Как шустрая девчонкаМеня во всем за шиворот берет…
. . . . . . . .. . . . . . . .
По-байроновски наша собачонкаМеня встречала с лаем у ворот.
Стансы
Посвящается П. Чагину
Я о своем талантеМного знаю.Стихи – не очень трудные дела.Но более всегоЛюбовь к родному краюМеня томила,Мучила и жгла.
Стишок писнуть,Пожалуй, всякий может —О девушке, о звездах, о луне…Но мне другое чувствоСердце гложет,Другие думыДавят череп мне.
Хочу я быть певцомИ гражданином,Чтоб каждому,
Как гордость и пример,Был настоящим,А не сводным сыном —В великих штатах СССР.
Я из Москвы надолго убежал:С милицией я ладитьНе в сноровке,За всякий мой пивной скандалОни меня держалиВ тигулевке.
Благодарю за дружбу граждан сих,Но очень жесткоСпать там на скамейкеИ пьяным голосомЧитать какой-то стихО клеточной судьбеНесчастной канарейки.
Я вам не кенар!Я поэт!И не чета каким-то там Демьянам.Пускай бываю иногда я пьяным,Зато в глазах моихПрозрений дивных свет.
Я вижу всёИ ясно понимаю,Что эра новая —Не фунт изюму вам,Что имя ЛенинаШумит, как ветр, по краю,Давая мыслям ход,Как мельничным крылам.
Вертитесь, милые!Для вас обещан прок.Я вам племянник,Вы же мне все дяди.Давай, Сергей,За Маркса тихо сядем,Понюхаем премудростьСкучных строк.
Дни, как ручьи, бегутВ туманную реку.Мелькают города,Как буквы по бумаге.Недавно был в Москве,А нынче вот в Баку.В стихию промысловНас посвящает Чагин.
«Смотри, – он говорит, —Не лучше ли церквейВот эти вышкиЧерных нефть-фонтанов,Довольно с нас мистических туманов,Воспой, поэт,Что крепче и живей».
Нефть на воде,Как одеяло перса,И вечер по небуРассыпал звездный куль.Но я готов поклястьсяЧистым сердцем,Что фонариПрекрасней звезд в Баку.
Я полон дум об индустрийной мощи,Я слышу голос человечьих сил.Довольно с насНебесных всех светил —Нам на землеУстроить это проще.
И, самого себяПо шее гладя,Я говорю:
«Настал наш срок,Давай, Сергей,За Маркса тихо сядем,Чтоб разгадатьПремудрость скучных строк».
Поэтам грузии
Писали раньшеЯмбом и октавой.Классическая формаУмерла,Но нынче, в век нашВеличавый,Я вновь ей вздернулУдила.
Земля далекая!Чужая сторона!Грузинские кремнистые дороги.Вино янтарноеВ глаза струит луна,В глаза глубокие,Как голубые роги.