III
Ах, колокольчик! твой ли пылМне в душу песней позвонилИ рассказал, что василькиОчей любимых далеки.
Не пой! не пой мне! Пощади.И так огонь горит в груди.Она пришла, как в рифме «вновь»Неразлучимая любовь.
IV
Цветы мои! не всякий могУзнать, что сердцем я продрог,Не всякий этот холод в немМог растопить своим огнем,
Не всякий, длани кто простер,Поймать сумеет долю злую.Как бабочка – я на костерЛечу и огненность целую.
V
Я не люблю цветы с кустов,Не называю их цветами.Хоть прикасаюсь к ним устами,Но не найду к ним нежных слов.
Я только тот люблю цветок,Который врос корнями в землю,Его люблю я и приемлю,Как северный наш василек.
VI
И на рябине есть цветы,Цветы – предшественники ягод,Они на землю градом лягут,Багрец свергая с высоты.
Они не те, что на земле.Цветы рябин другое дело.Они как жизнь, как наше тело,Делимое в предвечной мгле.
VII
Любовь моя! прости, прости.Ничто не обошел я мимо.Но мне милее на пути,Что для меня неповторимо.
Неповторимы ты и я.Помрем – за нас придут другие.Но это все же не такие —Уж я не твой, ты не моя.
VIII
Цветы, скажите мне прощай,Головками кивая низко,Что не увидеть больше близкоЕе лицо, любимый край.
Ну что ж! пускай не увидать!Я поражен другим цветеньемИ потому словесным пеньемЗемную буду славить гладь.
IX
А люди разве не цветы?О милая, почувствуй ты,Здесь не пустынные слова.
Как стебель тулово качая,А эта разве головаТебе не роза золотая?
Цветы людей и в солнь и в стытьУмеют ползать и ходить.
X
Я видел, как цветы ходили,И сердцем стал с тех пор добрей,Когда узнал, что в этом миреТо дело было в октябре.
Цветы сражалися друг с другом,И красный цвет был всех бойчей.Их больше падало под вьюгой,Но все же мощностью упругойОни сразили палачей.
XI
Октябрь! Октябрь!Мне страшно жальТе красные цветы, что пали.Головку розы режет сталь,Но все же не боюсь я стали.
Цветы ходячие земли!Они и сталь сразят почище,Из стали пустят корабли,Из стали сделают жилища.
XII
И потому, что я постиг,Что мир мне не монашья схима,Я ласково слагаю в стих,Что все на свете повторимо.
И потому, что я пою,Пою и вовсе не впустую,Я милой голову моюОтдам, как розу золотую.
«Неуютная жидкая лунность…»
Неуютная жидкая лунностьИ тоска бесконечных равнин, —Вот что видел я в резвую юность,Что, любя, проклинал не один.
По дорогам усохшие вербыИ тележная песня колес…Ни за что не хотел я теперь бы,Чтоб мне слушать ее привелось.
Равнодушен я стал к лачугам,И очажный огонь мне не мил,Даже яблонь весеннюю вьюгуЯ за бедность полей разлюбил.
Мне теперь по душе иное…И в чахоточном свете луныЧерез каменное и стальноеВижу мощь я родной стороны.
Полевая Россия! ДовольноВолочиться сохой по полям!Нищету твою видеть больноИ березам и тополям.
Я не знаю, что будет со мною…Может, в новую жизнь не гожусь,Но и все же хочу я стальноюВидеть бедную, нищую Русь.
И, внимая моторному лаюВ сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,Ни за что я теперь не желаюСлушать песню тележных колес.
«Тихий вечер. Вечер сине-хмурый…»
Тихий вечер. Вечер сине-хмурый.Я смотрю широкими глазами.В Персии такие ж точно куры,Как у нас в соломенной Рязани.
Тот же месяц, только чуть пошире,Чуть желтее и с другого края.Мы с тобою любим в этом миреОдинаково со всеми, дорогая.
Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,Не могу не прославлять, не петь их.Так же девушки здесь обнимали милыхДо вторых до петухов, до третьих.
Ах, любовь! Она ведь мне знакома,Это чувство знают даже кошки,Только я с отчизной и без домаОт нее сбираю скромно крошки.
Счастья нет. Но горевать не буду —Есть везде родные сердцу куры,Для меня рассеяны повсюдуМолодые чувственные дуры.
С ними я все радости приемлюИ для них лишь говорю стихами:Оттого, знать, люди любят землю,Что она пропахла петухами.