– Ну конечно. Ведь Иам-Эрнест был замешан…
– Мой дед не был замешан, – твёрдо сказал я. – Он всего лишь присутствовал.
– Ничей Человек больше подходит на роль подозреваемого, чем Иам-Станс, – вмешался Уэйли.
– Я же рассказал вам, чей голос слышал, когда прятался в пещере лоринов.
– У тебя нет никаких оснований связывать слова Станса со смертью Бруно. Он сказал это в сердцах.
Безнадёжно. Они уже приняли решение и будут стоять на своём.
– Ну ладно, – отступил я. – Допустим, мы не пришли к согласию. Могу я остаться в Носсе на некоторое время?
– Не смей беспокоить Чару! – рявкнула Лонесса.
ГРУМ
В конце деревни прежде работал парусный паром, перевозивший пассажиров через эстуарий. С перевозками управлялся отец матери Ничьего Человека, но после его смерти паром упразднили: желающих переправиться с берега на берег было немного, а у рыбаков всегда отыщется свободная лодка, если возникнет нужда.
За древней каменной пристанью парома начинается священная плантация Носса, раскинувшаяся на крутом склоне холма. Снизу доверху между деревьями вьётся тропа, которая наверху сворачивает на восток и тянется вдоль обрывов до самой Мясницкой бухты.
Чару я нашёл у этой заброшенной пристани; она сидела в тени солёного дерева на остатках перевёрнутой шлюпки, упорно глядя на противоположный берег залива. Рядом с ней лежал мой скиммер. Сперва я даже не узнал её со спины в видавшем лучшие дни меховом комбинезоне, но сердце моё безошибочно подпрыгнуло и часто забилось.
– Привет!
Она мгновенно развернулась, и глаза её невероятно расширились. Потом её забила крупная дрожь. Она испуганно смотрела на меня огромными карими глазами.
– Это я, Чара! Я не умер! – радостно объяснил я.
Но она закрыла лицо дрожащими руками и скорчилась, уткнувшись лбом в колени. Потом взглянула на меня сквозь раздвинутые пальцы, снова закрыла лицо и тихо заплакала. Я почувствовал себя почти виноватым в том, что остался жив.
Я сел рядом, и обнял её за плечи, и забормотал бессмысленные слова утешения, как это делала моя мать Весна, когда я был ещё мал для мужской деревни. Лучшего я придумать не мог; я просто ждал и дождался… Она обхватила меня за шею, с силой прижала к груди и прильнула мокрой щекой к моей.
– Я думала, ты умер! Они сказали мне, что ты умер! Я тоже хотела умереть.
– Я не знал… – проговорил я в полной растерянности. – Я никогда не думал…
Она отстранилась, положила руки мне на плечи и посмотрела прямо в глаза.
– Ты не мог не знать, – сказала она совершенно спокойно. – Разве кто-нибудь может любить так, как я, если нет ответного чувства? Поцелуй меня… Разве ты не хочешь?
Я безмолвно повиновался. Это был мой первый поцелуй, и умением я наверняка не блеснул, но, когда мы разомкнули губы, Чара издала глубокий, счастливый вздох.
– О-о-о! Ты и вправду меня любишь!
Мне сразу стало не по себе.
Когда девушка обвиняет парня в любви, это накладывает на него определённые обязательства. И если парень согласен, он должен действовать быстро и передать свою память потомкам прежде, чем обоюдное чувство умрёт. К счастью, как мне говорили, это совсем нетрудно и даже приятно, а когда всё закончится, ты можешь спокойно забыть о женщине и вернуться к собственной жизни… Если только ты не сделан из того же теста, что Бруно и Весна!
– Чара… Я не уверен, что люблю тебя так, как положено.
Она резко побледнела.
– Ты не хочешь меня?
– Конечно, хочу, но это было бы нечестно. Я не желаю стать для тебя обузой. – О Фа, как же найти подходящие слова? – Когда всё закончится, ты вернёшься в женскую деревню, а я в мужскую. И видеть друг друга мы будем лишь случайно, на людях… Но я ведь не вынесу этого, пойми! ТАК я не хочу и не могу.
– Правда? – Я не мог разгадать выражения её лица. – А как бы ты хотел?
– Боюсь, что я пошёл в своего отца. И в свою мать тоже! Бруно тайно продолжал встречаться с Весной после моего рождения… и до самой смерти. Они не хотели отпускать друг друга. И я тоже не смогу отпустить тебя, Чара! Так что было бы нечестно с моей стороны обременять тебя подобным поведением.
– А… почему ты думаешь, что ты на них похож?
– Чара… – Признаться в этом было трудно, но я себя превозмог. – С самой первой нашей встречи я только и делал, что думал о тебе.
Ей следовало немедленно возмутиться и, обозвав меня придурком, сбежать к отморозку Каффу. Но Чара просто сказала:
– И я тоже. Значит, мы подходим друг другу.
– Что?.. – Я не мог поверить своим ушам.
– Твои отец и мать… Они замечательные, но мне не нравится, что они делали это тайком. К Раксу кого угодно, мне наплевать, что подумают люди!
Жизнь моя перевернулась в один момент, и я растерялся. Быстро порывшись в памяти, я не смог найти прецедентов.
– Я вижу, ты полез в закрома предков? – усмехнулась Чара, заметив мою растерянность. – Не трудись, в прошлом помощи не найдёшь. Так, как мы с тобой, ещё никто не любил!
– Должно быть, мы особенные, – неуверенно проговорил я.
– Конечно! Ведь это на всю жизнь, Харди, – сказала она и притянула меня к себе.
И тут я ужасно перепугался.
Я не хотел, чтобы сияние её красоты вдруг померкло в моих глазах, а ведь это может случиться, если мы действительно сблизимся. Я хотел быть с Чарой до конца своих дней. И не хотел ничего, что могло бы тому помешать.
Она нежно взяла меня за руки, ожидая любовных признаний, но я вынужден был переменить тему.
– Я вижу, ты носишь свой кристалл.
– Только благодаря тебе. – Она отпустила меня и стала играть с кристаллом. – Да, надо было приодеться получше. Но я ведь не ожидала тебя увидеть, Харди! А что с тобой случилось, любовь моя? Почему до нас дошёл слух, что ты умер?
– Я расскажу тебе завтра. – Небо уже начало темнеть, и я внезапно ощутил озноб. Голод и усталость навалились на меня разом, и на секунду я пожалел о теплом уюте пещеры-кормилицы. – Это долгая история, Чара.
– Хорошо, пусть будет завтра. Харди!..
– Что?
– Я очень хочу провести ночь с тобой.
– Я тоже. Но нам надо сперва подготовить Лонессу.
– Хорошо, Харди. Я подожду.
Мы вернулись в деревню рука об руку.
Уэйли предложил мне отдельный домик, чему я был несказанно рад; больше всего на свете мне не хотелось бы делить спальню с Каффом. Предыдущего жильца сожрал свирепый груммер, но если история множества поколений нас чему-нибудь и научила, так это тому, что повторяется она крайне редко. Разогнав угнездившихся в доме грызунов, я отлично выспался, и снились мне легендарные Дроув и Кареглазка.
Утром я подогрел немного копчёной рыбы, которой меня снабдил Уэйли, быстро расправился с завтраком и вышел в яркий солнечный свет, горя нетерпением увидеть Чару. На пляже лежали перевёрнутые лодки, как всегда перед грумом, и рыбаки старательно отчищали их днища.
– Ты Иам-Харди, верно? А я Носс-Крейн. Я уже видел тебя на скиммере, вместе с моей дочерью.
Передо мной стоял высокий мужчина с примечательной гривой жёстких рыжих волос. Во взгляде Крейна не было враждебности, но я заметил, что ещё несколько рыбаков, оставив работу, приближаются ко мне, и на всякий случай приготовился к худшему.
– Я рассчитываю какое-то время пожить в Носсе, – признался я отцу Чары.
– О, Чаре это понравится, я уверен.
Весьма ободряющий ответ. Крейн обернулся к новоприбывшим: их было шестеро, и трое из них держали в руках дубинки, но, возможно, это ровно ничего не означало.
– Вы, конечно, помните Иам-Харди? – сказал он.
Рыбаки насупились и заворчали. Они меня не забыли. Настало время приносить униженные извинения.
– Когда я в прошлый раз был в Носсе, мой отец погиб. Я был раздавлен горем и вылил на вас лавину необдуманных слов. Теперь я крайне сожалею о своём поведении и хочу, чтобы все люди Носса об этом узнали.
– Ты сожалеешь? Этого мало! – Кафф выскочил из-за лодки, которую починял. – Ты обвинил меня в убийстве! И должен извиниться передо мной персонально!