Некоторые авторы утверждают, будто бы от указа «четыре шестых» пострадали только «невиновные граждане». Так, Александр Башарин, посвятивший уголовному песенному фольклору объёмное исследование, пишет: «Если исходить из обычного, юридического значения слова “уголовный”, то непонятно, почему на сайте “Блатной фольклор” присутствуют такие песни, как “Этап на Север — срока огромные, кого ни спросишь — у всех Указ” (если не ошибаюсь, упомянутый “указ” затронул в основном ни в чём не повинных людей)». Автор, правда, не называет указа прямо: так, слышал где-то что-то от кого-то… Однако по поводу «невинных людей» как-то сразу определился.
Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» сообщает:
«Мы не можем… достигнув 1947 года, умолчать об одном из грандиознейших сталинских Указов.
Уже пришлось нам при 1932 годе упомянуть знаменитый Закон “от седьмого-восьмого” или “семь восьмых”, закон, по которому обильно сажали — за колосок, за огурец, за две картошины, за щепку, за катушку ниток — всё на десять лет.
Но потребности времени, как понимал их Сталин, менялись, и та десятка, которая казалась достаточной в ожидании свирепой войны, сейчас, после всемирно-исторической победы, выглядела слабовато. И опять пренебрегая кодексом или забыв, что есть уже многочисленные статьи и указы о хищениях и воровстве, — 4 июня 1947 года огласили перекрывающий их всех Указ, который тут же был окрещён безунывными заключёнными как Указ “четыре шестых”.
…Превосходство было в сроках: если за колосками отправлялась для храбрости не одна девка, а три (“организованная шайка”), за огурцами или яблоками — несколько двенадцатилетних пацанов, — они получали до двадцати лет лагерей; на заводе верхний срок был отодвинут до двадцати пяти (самый этот срок, четвертная, был введён за несколько дней перед тем, взамен гуманно отменяемой смертной казни)…
В ближайшие годы после Указа целые дивизии сельских и городских жителей были отправлены возделывать острова ГУЛАГа вместо вымерших там туземцев».
У читателя создаётся впечатление, что под сталинский пресс попадали исключительно мелкие несуны из рабоче-крестьянского люда. Традиционно для Солженицына полуправда здесь густо замешана на передёргивании, домыслах и вранье (чего стоит утверждение, будто за колосок осуждали «всё на десять лет»; мы уже убедились, что это не так). Разумеется, закручивание гаек привело к резкому увеличению сидельцев ГУЛАГа за счёт трудового населения, «бытовиков». Но в то же время указы больно ударили по профессиональному уголовному миру! Да, по первому указу («бытовому») сажали вдвое больше, чем по второму («воровскому»). Однако надо учитывать, что указ о хищении государственной, колхозной и кооперативной собственности активно применялся также в отношении уголовников, грабивших склады, магазины, товарные поезда и т. д. То есть первый указ не являлся чисто «бытовым», «уркаганская» составляющая была в нём чрезвычайно велика. Так что «бытовиков» и блатных, осуждённых по указам «два-два», оказывалось как минимум поровну. А возможно, количество последних было даже выше.
Это ведь только в воображении Солженицына указ карал исключительно двенадцатилетних пацанов и девчат, утащивших пару огурцов. Совершенно безосновательно утверждал Александр Исаевич, будто бы власть прибегла к указу «четыре шестых», «пренебрегая кодексом или забыв, что есть уже многочисленные статьи и указы о хищениях и воровстве». Как раз очень даже помнила! Во многих случаях суды продолжали применять не «драконовские указы», а статьи Уголовного кодекса, карающие за имущественные преступления — кражу, грабёж, разбой, расхищение госсобственности и т. д. Вот данные за тот же 1950 год: в ГУЛАГе отбывали наказание 61 194 вора-рецидивиста (статья 162-в — «Кража, совершённая неоднократно»), 93 477 человек, осуждённых за имущественные преступления (статьи от 162 до 178, куда входили кража, разбой, грабёж, присвоение чужого имущества, обман с целью присвоения имущества и проч.), 72 293 человека, осуждённых за расхищение соцсобственности (указ от 7 августа 1932 года). То есть в обход указа от 4 июня в ГУЛАГ попали от 150 до 200 тысяч человек. А ведь сроки по многим из перечисленных статей составляли год или два, то есть в разы ниже, нежели по указу «два-два»!