— Даже не знаю, — сказал Рой, закончив осмотр. — Глаза потом на компе сделаем ярко-зелеными, это понятно. Может, нужно было очень длинные волосы? Что-то я в сомнении.
— У меня длинные, — заметил подошедший Женя. — Пусть у Куськи короткие остаются. Тут на контрасте хорошо будет. А то и у Зои длинные, хотя блондинистые. А Куська пусть будет такой авангардной стервой.
— Вот! — обрадовался Рой. — Я понял, что меня смущало. Ей нужно разлохматить их и обработать гелем. А то парик в стиле 20-х годов. Иди к гримеру и быстренько все переделай. О’кей? А я пока с Диной побеседую.
Я молча кивнула и пошла искать гримера.
Когда вернулась, Дина уже забралась в гроб. Ее лицо было бледным, как у настоящего трупа, и, по-моему, даже без грима. Она лежала тихо, закрыв глаза и сложив руки на груди. Между ее пальчиками была воткнута тоненькая церковная свечка. Увидев меня, Рой сразу заорал:
— Все по местам! Тишина на площадке! Съемка!
Женя медленно подошел к гробу и зажег свечку, которая была в пальчиках Дины. Потом он внимательно смотрел на усопшую, плавно обходя гроб. Затем остановился и поднял глаза к потолку. Наступила моя очередь появиться в кадре. Я вышла из темного угла и остановилась напротив Жени.
— Что ты чувствуешь? — тихо спросила я.
Он вздрогнул и пристально на меня глянул.
— Непонятные ощущения, — после паузы сказал Женя. — Меня так странно притягивает это тело.
— Непонятные? — улыбнулась я. — А так?
Я приблизилась к Дине, вытащила свечу из ее пальцев и бросила на пол. Потом достала узкий нож из своего корсета и попыталась разрезать ворот ее рубашки. Но нож был бутафорский и поэтому невозможно тупой. И у меня ничего не получалось. Дина начала улыбаться, потом расхохоталась, открыв глаза.
— Стоп! — взвизгнул Рой и подскочил к нам. — И как это называется? Это что у нас — самая зловещая сцена фильма или студенческий капустник, черт возьми?!
— Я щекотки боюсь, — виновато сказала Дина и села в гробу. — А лезвие такое холодное!
— Ты — актриса, поэтому в данный момент являешься трупом. А трупы, как тебе известно, не боятся щекотки, — зло проговорил Рой.
— Погоди ты кипятиться, — встряла я. — Нож тупой. Попробуй-ка сам разрежь хлопковую ткань таким лезвием!
— Да? — тут же успокоился он. — И правда, никто об этом не подумал! Вот что, сейчас возьмем ножницы и аккуратно разрежем ткань до талии, а потом просто сложим края разреза вместе.
— Попробуем, — сказал Женя. — А запасная рубашка есть? Вдруг не выйдет?
— Есть, есть! — проворчал Рой.
Прибежал костюмер и встал на изготовку за режиссерским стулом. Рубашку разрезали прямо на Дине и вновь уложили ее в гроб.
— Внимание! — закричал Рой. — Съемка!
Я вышла к гробу. На этот раз все получилось удачно. Я только подцепила края, и рубашка расползлась по линии разреза. Обнажились груди Дины. Между ними виднелась небрежно прорисованная красная рана.
— Ах! — вскрикнул Женя. — Я сам умираю при виде этой раны! Какой прекрасный труп! Эта красная дыра — словно цветок смерти, выросший из юного тела и сожравший его жизнь!
Женя склонился к гробу и медленно начал приподнимать подол рубашки. Его крест закачался на цепочке, матово поблескивая.
— Стоп! — громко сказала я и повернулась к Рою.
Он подскочил на стуле и с яростью на меня уставился.
— Ты сорвала прекрасный дубль, — зловеще начал он. — И я готов уложить тебя заместо Дины в этот гроб, но уже в виде настоящего и еще не остывшего трупа!
— Понимаешь, Рой, — задумчиво ответила я, — этот крест в кадре не вполне уместен, уж и не знаю почему.
— Да? — сразу успокоился он. — Интересно.
Он замолчал и замер, созерцая пол остановившимся взглядом. Мы ждали, повернувшись к нему.
— Значит, ты считаешь, что в этих кадрах что-то оскорбляющее православие? — тихо спросил Рой, выходя из столбняка. — И крест выглядит в кадре кощунственно?
— Не знаю, — ответила я. — Такое глобальное значение я не придавала. Просто режет глаз, вот и все!
— Но разве это греховно? — сказал Рой. — Мы же имитируем.
— Мы тут что, сейчас устроим теологический диспут?! — взвился оператор. — Рой! Время!
— Да, да, Костик, — пробормотал Рой. — Сейчас продолжим. А ты, Евгений, — повернулся он к Жене, — лучше сними свой крест. И почему он у тебя такой большой?
— Дед подарил, — нехотя буркнул Женя, но крест снял.