В музеях и архивах сохранилось довольно много документов, написанных на бересте. Это позднейшие рукописи XVII–XIX веков; в их числе и целые книги. Так, в 1715 году в Сибири в сохранившуюся до наших дней берестяную книгу записывали ясак, дань в пользу московского царя. Этнограф С. В. Максимов, видевший в середине XIX века берестяную книгу у старообрядцев на реке Мезени, даже восхищался этим необычным для нас писчим материалом. «Только один недостаток, — писал он, — береста разодралась, от частого употребления в мозолистых руках поморских чтецов, по тем местам, где находились в бересте прожилки».
Артемий Владимирович Арциховский. Снимок 1952 года.
Известны были и отдельные древние грамоты на бересте. В Таллине до войны хранилась берестяная грамота 1570 года с немецким текстом. О берестяных грамотах в Швеции XV века сообщал автор, живший в XVII столетии; известно также о позднем их употреблении шведами в XVII и XVIII веках. В 1930 году на берегу Волги близ Саратова колхозники, роя силосную яму, нашли берестяную грамоту XIV века.
А вот любопытный отрывок, переносящий нас в другое полушарие: «…В этот момент березовая кора внезапно развернулась во всю свою длину, и на столе оказался пресловутый ключ к тайне, в виде какого-то чертежа, по крайней мере, в глазах наших охотников». Это отрывок из приключенческого романа американского писателя Джемса Оливера Кэрвуда «Охотники на волков», опубликованного в русском переводе в 1926 году. Действие романа происходит на бескрайних просторах Великой Канадской равнины.
Впрочем, об американской «исписанной бересте» русскому читателю было хорошо известно и раньше. Вспомним «Песнь о Гайавате» Лонгфелло в прекрасном переводе И. А. Бунина:
Глава, из которой взяты эти стихи, называется «Письмена».
Наконец, и в более отдаленные времена употребление бересты как писчего материала не было редким. Существует много свидетельств об использовании для письма древними римлянами коры и луба разных деревьев. В латинском языке понятия «книга» и «древесный луб» выражались одним словом: liber.
Об употреблении бересты для письма ученые до находки в 1951 году новгородских грамот не только знали, но даже обсуждали вопрос о том, каким способом в древности береста подготавливалась к употреблению. Исследователи отмечали мягкость, эластичность и сопротивляемость бересты разрушению, а этнограф А. А. Дунин-Горкавнч, который в начале нынешнего столетия наблюдал подготовку бересты у хантов, писал, что для превращения ее в писчий материал бересту кипятят в воде.
Итак, об употреблении в древности бересты в качестве писчего материала исследователям — историкам, этнографам и археологам — было хорошо известно. Более того, вполне закономерными были догадки о широком употреблении бересты для письма. Вспомните, что пишет Иосиф Волоцкий. Он связывает употребление бересты с бедностью монастыря. Значит, береста отличалась дешевизной по сравнению с пергаменом, а позднее — с бумагой. О том, что бумага и особенно пергамен стоили в древности очень дорого, сохранилось много свидетельств. Познакомимся с одним из них.
Писец, переписавший ка рубеже XIV и XV веков евангелие для Кирилло-Белозерского монастыря, по окончании своего труда записал свои расходы ка материал: «…на кожу преже того дал тожь три рубли…». Три рубля по тому времени были значительной суммой. Как мы потом узнали из берестяных грамот, за один рубль в XIV веке можно было купить коня. Недаром ненужные книги, написанные на пергамене, не выбрасывали, а тщательно соскабливали с них текст, чтобы снова использовать пергамен для письма.
Если береста заменяла пергамен именно из-за своей доступности, простоты выделки и дешевизны, то и пользоваться берестой в древности должны были во много раз больше, чем дорогими пергаменом и бумагой. А если так, то и шансов на находку такой бересты при раскопках должно быть очень много. Нашли ведь даже не при раскопках, а при рытье силосной ямы золотоордынскую берестяную грамоту!
И вот здесь появляется первое «но», которое настойчиво толкало исследователей в их поисках на неправильный путь. Все, без исключения, книги и грамоты на бересте, которыми наука располагала до 26 июля 1951 года, были написаны чернилами. А это значит, что шансы найти бересту, сохранившую свой текст, сокращались до минимума.