В общем, отец Софи такой же. Понятное дело, я не алкоголизм имею в виду. Он джентльмен.
Бок о бок они идут туда, где сидит мать Софи. Девушка пьет какой-то энергетический спортивный коктейль, а ее родители держатся за руки. Они, похоже, из тех семей, в которых принято обмениваться репликами «Я люблю тебя, солнышко» и «Я тебя тоже люблю» перед сном, после пробуждения и уходя на работу.
Шиповки лежат на земле, Софи их сбросила. Она смотрит перед собой и вздыхает:
— Обидно. Думала, в них мне наконец-то повезет.
Похоже, эти кроссовки Софи дала мать или кто-то другой из родственников, потому что в свое время они кому-то принесли удачу.
Семья Софи сидит на траве, и я присматриваюсь к шиповкам. Вытертые, старые, изношенные — раньше они были желто-голубыми.
А еще они… неправильные.
Софи заслуживает большего, чем рваные кеды.
10
Обувная коробка
— Куда это ты пропал?
— Да я занят был…
Мы с Одри сидим на крыльце, попиваем какую-то дешевую малоградусную бурду. В общем, как всегда. Швейцар выходит — тоже хочет выпить. Но я его только похлопываю по шее.
— Тебе больше карт по почте не присылали?
Одри, конечно, в курсе, что никуда я бубновый туз не выкинул. Эта карта дороже любых брильянтов. А бриллианты ведь никто в здравом уме не выкинет? Они ценные, их беречь надо. Ну а моя карта еще ценнее.
«Милла, — думаю я. — Софи. Женщина с Эдгар-стрит. И ее дочка, Анжелина».
— Да нет, — говорю вслух. — Я пока с этой не разобрался.
— Как думаешь, еще пришлют?
Я задумываюсь: хочется ли мне, чтобы прислали еще одну карту?
— Там и с первой-то очень непросто, — наконец отвечаю я, и мы отхлебываем из бутылок.
К Милле я захожу регулярно. Она показывает мне фотографии, я читаю вслух «Грозовой перевал». Кстати, книга мне даже начала нравиться. Торт мы съели несколько дней назад — и слава богу.
Пожилая леди все так же любезна. Руки у нее трясутся, и память подводит, но она по-прежнему мила со мной.
На следующих выходных Софи проигрывает еще в одном забеге — на этот раз на восемьсот метров. А все эти старые заплатанные шиповки — ей в них неудобно! Софи нужно что-то получше, я же видел ее по утрам. Вот тогда она взаправду бежит. Бежит, ни о чем не думая, и выкладывается по полной.
Ранним субботним утром я прихожу к дому Софи и стучусь в дверь. Открывает ее отец.
— Здравствуйте…
Я нервничаю, словно явился спросить, могу ли встречаться с его дочерью. В руках у меня коробка для обуви, отец Софи смотрит на нее. Я быстро протягиваю коробку и говорю:
— Доставка для вашей дочери. Надеюсь, они подойдут по размеру.
Коробка переходит из моих рук в его, и на лице моего собеседника проступает некоторая растерянность.
— Просто скажите Софи, что пришел парень и принес ей новые кроссовки.
Отец девушки смотрит на меня как на обкуренного:
— Ну… ладно.
И изо всех сил старается не прыснуть со смеху:
— Так и скажу.
— Большое спасибо.
Я разворачиваюсь и иду, но его голос заставляет меня остановиться.
— Эй, послушайте, — окликает меня отец Софи.
— Да, сэр?
С озадаченным выражением лица он взвешивает на руках коробку — и выдвигает ее вперед, как предлог для беседы.
— Я знаю, — спокойно говорю я.
Коробка пуста.
Побриться я не успел, да и вообще выгляжу — краше в гроб кладут. Смена окончилась в шесть утра, я оставил такси на стоянке и сразу пошел сначала к дому Софи, а потом на стадион. На завтрак у меня были хот-дог и кофе.
Объявляют забег на полторы тысячи метров. Софи выходит босиком.
И я улыбаюсь: действительно, получились «босоногие кроссовки».
— Пожалуйста, пусть ей никто не наступит на ногу, — говорю я вслух.
Через несколько минут к ограждению подходит ее отец. Забег начинается.
Придурочный папаша победившей в тот раз девушки начинает орать как потерпевший.
Софи спотыкается и падает сразу после первого круга.
До того как упасть, она была с четырьмя другими девушками в группе лидеров, — остальные участники растянулись метров на двадцать пять. Софи поднимается на ноги, и я тут же вспоминаю эпизод из фильма «Огненные колесницы», когда Эрик Лиддел падает, но потом все равно всех обгоняет и приходит к финишу первым.