– Ну? – спрашивает он снова. – Все еще покойника видишь?
– Нет, – отвечаю я на этот раз.
– Ну что ж, значит, оно того стоило, – говорит грабитель.
И я понимаю: он отправился в тюрьму ради всех этих людей.
И ради меня тоже.
А парень уже поворачивается, чтобы уйти, и говорит:
– Прощай, Эд. Иди в дом. Так надо.
И уходит.
Как Дэрил и Кейт. Я знаю, что больше его не увижу.
J
Как можно спокойнее я перешагиваю порог и захожу в дом. Дверь открыта.
На диване в гостиной сидит молодой человек. Он со счастливым выражением лица гладит Швейцара.
– Такты…
– Привет, Эд, – говорит он. – Рад познакомиться.
– Это ты…
Он кивает.
– Ты послал…
Он снова кивает.
А потом встает и говорит:
– Я переехал в этот пригород год назад.
У него короткие темные волосы, рост чуть ниже среднего. На госте рубашка, черные джинсы и голубые кеды. И с каждой минутой он становится все больше похожим на мальчика, а не на взрослого мужчину. Хотя голос его звучит совсем не по-мальчишески.
– Да, где-то год назад. Я видел, как хоронили твоего отца. Смотрел на тебя, как вы играете в карты. На твою собаку. На маму. Я приходил и смотрел – прямо как ты, когда бродил от дома к дому…
Он отворачивается – похоже, ему стыдно.
– Я убил твоего отца, Эд. Организовал ограбление банка, – специально подгадал, чтобы ты был там. Подучил того мужчину творить то, что он творил со своей женой. Приказал Дэрилу и Кейту проделать все, что они проделали с тобой. И тому парню, что привел тебя к камням, тоже приказал…
Он опускает глаза, а потом снова поднимает взгляд.
– Я сделал тебя таким, какой ты есть. Сначала ты был таксист-неудачник. А потом я заставил тебя пройти через все эти испытания.
Мы смотрим друг на друга. Я жду, что он скажет дальше.
– Спросишь, почему? – Гость замолкает, но сразу решительно продолжает говорить: – Потому что ты был платоновской идеей посредственности! – Он очень серьезно смотрит на меня. – И если уж ты смог выбраться из болота и выполнить те поручения, значит, все это могут! Не исключено, что каждый из нас просто не знает границ своих возможностей.
Его глаза разгораются. Видимо, он готовится сказать самое главное.
– Возможно, даже я не знаю…
И он опускается обратно на диван.
И тут меня одолевает странное чувство, словно город вокруг меня рисуют прямо на глазах. И меня самого нарисовали только что. Неужели все так и есть?
Видимо, да. Молодой человек сидит на диване и ерошит волосы.
Потом встает и смотрит на продавленные подушки. На них лежит выцветшая желтая папка.
– Там – все, – говорит он. – Все-все. Все, что я для тебя написал. Все идеи, мысли, люди – те, которым ты помог. Или навредил. Или просто видел.
– Но… – Слова кажутся какими-то запачканными. – Как?..
– Даже этот наш разговор, – с нажимом говорит он, – даже он там есть.
А я стою столбом. В обалдении, изумлении и полном шоке.
И с трудом нахожу слова, чтобы спросить:
– Я… настоящий?
А он даже не думает над ответом. Зачем ему.
– Просто посмотри в папке, – говорит он. – В самом конце. Видишь это?
На оборотной стороне картонной подставки под пиво большими буквами нацарапан ответ на мой вопрос. Ни много ни мало. Он гласит: «Конечно, ты настоящий, – как и любая мысль или история. Все становится настоящим, когда ты оказываешься внутри сюжета».
– Ну что ж, мне пора идти. Хочешь – посмотри записи в папке. Проверь, все ли на месте. Должно быть все без исключения, – говорит молодой человек.
И тут меня охватывает паника. Такое чувство, словно земля расходится под ногами. Или руль заклинило. Или совершена ошибка – непоправимая, ужасная.
– А мне что теперь делать? – в отчаянии спрашиваю я. – Скажи мне! Что делать?
Он очень спокоен.
Он пристально смотрит на меня и говорит:
– Просто жить дальше. В конце концов, твоя жизнь не заканчивается со страницами этой книги.
Однако ему приходится задержаться еще минут на десять, – я очень тяжело переживаю открывшееся мне истинное положение вещей. Стою столбом и не могу смириться, что все обстоит именно так, как он сказал.
– Слушай, мне действительно пора, – говорит он снова.
И голос его звучит очень решительно.
С трудом передвигая ноги, я бреду к двери.
Мы прощаемся на крыльце, и он выходит на улицу.
Тут я понимаю, что забыл спросить, как его зовут, но, похоже, это очень просто узнать.
Этот поганец навряд ли забыл упомянуть свое имя.
Вон он, идет по улице. Вытаскивает на ходу блокнот и что-то черкает.