Вдруг Милла поднимает глаза – в них читается паника:
– О, Джимми! Я ведь берегла тебя? Как зеницу ока?..
Еще чуть-чуть – и я заплачу.
Нет, точно заплачу. Поэтому я смотрю в добрые, милые глаза старой леди и говорю:
– Да, Милла. Ты меня берегла. Как зеницу ока. Лучшей жены я бы не смог сыскать в целом све…
И тут она разражается слезами. Уткнувшись в мой рукав, она долго плачет и плачет. И смеется. Всхлипывает – от отчаяния и радости одновременно. Ее слезы, теплые, милые, как она сама, пропитывают мой рукав и согревают руку.
Потом она предлагает мне шоколадный торт – тот самый, что я принес пару дней назад.
– Увы, не припомню, кто его принес, – ласково говорит Милла, – но он очень вкусный. Попробуешь?
– С удовольствием, – отвечаю я.
Торт, конечно, маленько зачерствел, – но что с того?
Это самое вкусное угощение в моей жизни.
Несколько дней спустя вся наша компания вновь собирается на крыльце моей развалюхи – играем в карты. И мне даже везет, но тут вдруг наступает странноватая тишина. А затем из дома доносится звук.
– Телефон, – говорит Одри.
Что-то не так. Что-то нехорошее происходит – и внутри меня начинает шевелиться зловещее предчувствие.
– Ну, ты трубку будешь брать или нет? – спрашивает Марв.
Я встаю. Перешагиваю через дрыхнущего Швейцара. Во мне все трясется от неожиданного страха.
Телефон требовательно звонит – ну-ка, сними трубку, парень!
Я уступаю:
– Алло?
В ответ – тишина. Полная.
– Алло?
Опять ни звука.
– Алло? Кто это?
И тогда в ухо вползает голос, пробирающий меня до печенок. Вот прямо-таки вползает и долезает до самых печенок. Хотя сказаны-то всего три слова:
– Как дела, Джимми?
В груди все обрывается.
– Что? – переспрашиваю я. – Что вы сказали?
– Ты знаешь, о чем я.
И я остаюсь наедине с короткими гудками.
Возвращение на крыльцо дается с трудом.
– Эд, ты проиграл, – заявляет Марв.
Но мне не до злорадных реплик.
И не до карт – чего уж там.
– Да на тебе лица нет, – замечает Ричи. – Сядь, а то рухнешь.
Совет хороший. Я пытаюсь вновь сосредоточиться на игре.
Одри бросает на меня встревоженные взгляды: мол, все ли с тобой в порядке, Эд? Да, да, все нормально, Одри.
После игры она остается у меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не рассказать всю эту историю с Миллой и Джимми. На языке так и вертится вопрос: «Что же мне делать, Одри, дай совет?» Но ирония в том, что я и так знаю, как быть. И никакое другое мнение – даже Одри – не в состоянии ничего изменить. Все предельно ясно: пора двигаться дальше. Я избавил Миллу от одиночества, и наступило время либо заняться следующим адресом, либо вернуться к проблеме Эдгар-стрит. Конечно, я могу приходить к Милле с визитами, но пора делать что-то еще.
Решено. Двигаюсь дальше.
Вечером я, как всегда, вывожу Швейцара на прогулку. Уже поздно, но мы идем вниз, до кладбища. Там я захожу к отцу. А потом мы бродим среди могил.
И вдруг свет карманного фонарика ударяет мне прямо в лицо.
Точно, охранник.
– Ты вообще в курсе, который час? – интересуется он.
Кладбищенским сторожем оказывается здоровенный парень с усами.
– Без понятия, если честно, – отвечаю я.
– Одиннадцать минут первого! Ночью кладбище закрыто для посетителей.
Остается только развернуться и уйти. В другой раз я бы так и поступил. Но не сегодня. Сегодня рот мой открывается сам собой.
– Сэр… У меня тут… э-э-э… В общем, я ищу одну могилу, – бормочу я.
Охранник меряет меня взглядом. На лице у него написана нерешительность. Помочь? Не помочь? В конце концов на физиономии прочитывается решение: «да, помочь».
– Чью?
– Джонсон. Это фамилия.
Он качает головой и отфыркивается:
– Джонсон! Да ты, парень, в курсе, сколько тут Джонсонов лежит?
– Нет, сэр.
– Ты-ся-чи.
И охранник снова фыркает в усы, будто желает вспушить и поставить их торчком. Усы, кстати, рыжие. И весь он тоже рыжий.
– Понятно. Но мы можем по крайней мере попытаться? Как вам такая идея?
– А что за порода?
Это он про Швейцара.
– Помесь ротвейлера и немецкой овчарки.
– Что ж он воняет-то у тебя, как помойка… Ты его хоть моешь иногда?
– Да, сэр, мою.
– Ф-фу-у-у… – морщится он и отворачивается. – Черт, аж слезы из глаз выбивает…
– Вы поможете мне с могилой? – напоминаю я.
– Ах да, – вскидывается он. – Точно. Ну, давай попытаемся. Этот старый пердун когда копыта откинул, хоть примерно?