– Привет.
– Привет.
Мы садимся на крыльце, свесив ноги. На небо выползли первые облака.
– Что написано на новой карте?
Прочистив горло, я спокойно сообщаю:
– «Помолись у камней дома твоего».
Одри отвечает растерянным молчанием.
– Что бы это могло значить? – наконец спрашивает она.
И смотрит на меня. Я чувствую ее взгляд. Он мягкий и добрый.
– Понятия не имею.
– А что случилось с головой и… – Сейчас во взгляде Одри беспокойство соседствует с явным неудовольствием. – …В общем, со всем остальным, – наконец находится она. – Эд, ты выглядишь ужасно.
– Знаю. – Слова падают мне на ноги и соскальзывают на траву.
– А что ты делал по адресам, которые были на первой карте?
– Ты правда хочешь знать?
– Да.
Я начинаю говорить, и перед глазами как живые встают люди из моего рассказа.
– Ну, мне нужно было почитать книжку одной пожилой леди, доказать девушке, что она победит, бегая только босиком – даже со сбитыми в кровь ногами. И… – Тут мой голос становится очень, очень спокойным: – Я должен был убить человека, который насиловал свою жену каждую ночь.
Солнце выходит из-за облака.
– Ты это серьезно?
– А зачем мне выдумывать?
Вообще-то в моем голосе должна была прозвучать неприкрытая враждебность. Но с ней не заладилось. Наверное, не осталось сил.
Теперь Одри не глядит на меня: боится по выражению лица понять, что я не вру.
– И ты… сделал это?
На меня вдруг наваливается чувство вины: ну зачем я грузил ее этим рассказом? Чем она мне поможет? Ничем. К тому же ей не понять. Откуда ей знать, как это – чувствовать руки ребенка, этой девочки, Анжелины, на своей шее? Или видеть, как сдерживает слезы женщина, наклоняясь к полке с продуктами в супермаркете? Откуда ей знать, насколько холодна рукоять пистолета? Или как глубоко отчаяние вдовы, которой непременно нужно было услышать: «Да, Милла. Ты меня берегла. Как зеницу ока».
Одри никогда не поймет. Она не говорила со смущенной, глядящей в землю Софи. И не сидела с ней на скамейке – молча, просто наслаждаясь ее красотой.
Поэтому несколько секунд я просто собираюсь с мыслями.
Точнее, это мысли собираются во мне.
Мысли – и все те люди.
Выбравшись из толпы воспоминаний, я обнаруживаю, что сижу рядом с Одри и она все еще ждет ответа на свой вопрос.
– Нет, я его не убил. Но…
– Но что?
Я качаю головой и чувствую, как к глазам предательски подступают слезы. «А ну назад», – командую я им.
– Эд?.. Что ты с ним сделал, с этим человеком?
Медленно-медленно я подбираю слова. Очень медленно.
Очень-очень.
– Я отвел этого человека к Собору. Приставил к его затылку пистолет. И выстрелил… Но не в него. Я целился в солнце.
Похоже, так я Одри еще больше запутаю.
– В общем, мужик уехал отсюда – далеко и надолго. Не думаю, что он вообще вернется.
– Он это заслужил?
– Господи боже мой, Одри! Ты только послушай себя! Заслужил, не заслужил, при чем тут это? Не мне решать, как ты не понимаешь!
– Ладно-ладно, – дотрагивается она до меня нежно, пытаясь успокоить. – Не кричи так.
– Ах, не кричи? – огрызаюсь я. – Не кричи? Да что ты понимаешь! Пока ты трахалась с этим парнем, Марв доставал всех с идиотским футболом, а Ричи занимался фигней, которой он обычно занимается в свободное от карт время, а я за кого-то делал грязную работу!
– Ты избран.
– Утешила, называется.
– Ну а та пожилая женщина? И девушка? Разве это была грязная работа?
Я не сразу нахожусь с ответом:
– Ну-у-у… нуда. Но…
– Разве история с мужчиной не стоила шанса познакомиться с этими людьми?
Черт.
Ненавижу.
Потому что она права.
– Слушай, я просто хочу, чтобы это было… полегче, что ли. Полегче для меня. Понимаешь? – Я специально не смотрю на Одри. – Ведь могли бы выбрать кого-то другого. Умнее. Сообразительнее. И зачем я только кинулся за этим грабителем? Лежал бы себе спокойно на полу, и ничего бы этого со мной не случилось. – Слова выплескиваются из меня, как молоко из опрокинутого пакета, их не остановить. – А еще я хочу, чтобы ты была со мной, а не с тем парнем. Чтобы моя кожа касалась твоей…
Ну вот, приехали.
Какой же я дебил.
– Ой, Эд.
Одри смущенно отворачивается.
– Я даже и не знала…
Наши ноги болтаются в воздухе.
Я рассматриваю их и джинсы Одри.
И вот мы сидим.
Одри и я.
И чувство неловкости.
Втиснулось между нами и тоже сидит.
– Эд, ты мой лучший друг, – помолчав, говорит Одри.
– Угу.
Вот такими словами женщина может убить мужчину.
Ни пистолета не надо, ни пули.
Лишь несколько слов. И женщина.
Мы сидим на крыльце еще некоторое время. Я разглядываю ноги и колени Одри, не в силах поднять глаза. Больше всего мне хочется свернуться калачиком и уснуть. Еще ничего не сделано, а уже нет сил ни на что.