Поставив машину на стоянку, я вижу, как подъезжает Одри. Она опускает стекло и говорит:
– Черт, я вся вспотела! Такая жарища!
А я представляю капельки испарины на ее коже. Как бы я слизывал их языком. Перед глазами проходят соблазнительные картины, – надеюсь, это не видно по моему лицу.
– Эд?..
Волосы у нее не очень чистые, но для меня они все равно самые красивые. Светлые такие, цвета пшеницы.
На лице Одри прыгают три или четыре солнечных зайчика. Она повторяет:
– Эд?..
– Извини, – откликаюсь я наконец. – Задумался о своем. – И оборачиваюсь – туда, где стоит ее парень. Ждет, когда Одри выйдет из машины и подойдет. – Смотри, кто тебя дожидается.
Повернувшись к Одри, я промахиваюсь взглядом и упираюсь в пальцы на руле. Они лежат совершенно расслабленно, купаясь в солнечном свете. До чего же они красивые. «Интересно, а этот хрен подмечает такие мелочи?» – сердито думаю я. Но Одри, конечно, ничего не говорю.
– Пока, – прощаюсь я.
И отхожу от машины.
– Спокойной ночи, Эд, – отвечает она.
И трогается с места.
Уже темно, я давно оставил машину на стоянке и иду по городу. Сворачиваю на Клоун-стрит. Но Одри все равно стоит у меня перед глазами. Руки. Стройные длинные ноги. Вот она улыбается своему парню. Они сидят и едят. Перед моими глазами картина: парень кормит ее с рук, а она берет губами кусочки. Ее губы касаются его пальцев, они все перемазаны и оттого еще более красивы.
За мной плетется Швейцар.
Мой верный старый друг.
По дороге я покупаю огромный пакет горячих чипсов – с уксусом и солью. Все как в старые добрые времена, на кулек пошла страница сегодняшней газеты. Раздел «Скачки» – пятна от уксуса проступают на строчках про фаворитку этого сезона, кобылу-двухлетку по имени Ломоть Бекона. Интересно, пришла ли она первой. Швейцару, впрочем, не до спортивных сводок. Он унюхал чипсы и надеется, что я с ним поделюсь.
Дойдя до дома № 23 по Клоун-стрит, я обнаруживаю, что это ресторан. Маленький такой, называется «У Мелуссо». Итальянский. Вокруг – торговый квартал, посетителей много. Внутри – полумрак. Похоже, все хозяева мелких ресторанчиков считают: раз темно – значит уютно. Но пахнет оттуда вкусно.
Напротив стоит скамейка. На ней-то мы со Швейцаром и располагаемся. И начинаем неспешно поедать чипсы. Я лезу в жирный, мокрый от уксуса пакет и наслаждаюсь каждым мгновением. Время от времени чипсину получает и Швейцар. Он провожает ее взглядом до самой земли, потом наклоняется и облизывает. Впрочем, я ни разу не видел, чтобы Швейцар не сожрал то, что ему кинули. Похоже, мою собаку не очень-то волнует уровень холестерина в крови.
Этим вечером ничего не произошло.
Следующим тоже.
По правде говоря, мне кажется, мы попусту теряем время.
Хотя теперь у нас есть, можно сказать, традиция. Каждый вечер мы со Швейцаром идем на Клоун-стрит, садимся и едим чипсы.
Хозяин ресторана – пожилой, очень представительный мужнина. Мое послание – не ему, голову даю на отсечение. Что-то тут должно произойти. Причем совсем скоро.
В пятницу вечером, отдежурив свое перед рестораном, я возвращаюсь домой и обнаруживаю на крыльце Одри. На ней спортивные штаны и рубашка. Под которой нет лифчика. Груди у Одри не то чтобы очень большие, но красивые. Я останавливаюсь, вздыхаю – и иду дальше. Швейцар тоже ее заметил и радостно припустил к крыльцу.
– Привет! – ласково треплет псину Одри.
Они большие друзья, да.
– Привет, Эд.
– Привет, Одри.
Я открываю дверь, она проходит следом.
Мы садимся.
На кухне.
– Где тебя носило? Поздно ведь уже! – спрашивает она.
А я едва сдерживаю смех: обычно такой вопрос задают злые жены подгулявшим мужьям.
– На Клоун-стрит.
– Где?! На какой-какой улице?
– На Клоун-стрит, – киваю я. – Ну, там где итальянский ресторан.
– У нас что, есть улица имени клоуна?
– Нуда.
– Ну и что там?
– Пока ничего.
– Понятно.
Она отворачивается, а я собираюсь с духом. И спрашиваю:
– А ты зачем пришла?
Она смотрит вниз. Потом в сторону.
А потом наконец говорит:
– Ну… мне кажется, я соскучилась. По тебе.
У нее бледно-зеленые, влажные глаза. Мне бы очень хотелось сказать, что мы неделю как виделись, когда же она успела соскучиться, – но я понимаю, что она имеет в виду.
– Эд, ты в последнее время как-то отдалился. И вообще очень изменился. Ну, с тех пор, как все это началось.
– Изменился?
Я переспрашиваю, но на самом деле все ясно. Я действительно изменился.