– Просто ты, говнюк, меня разбудил! Чтоб…
Я вешаю трубку, но про себя улыбаюсь.
Вообще-то идея была сказать, как я ее люблю. Но может, так даже лучше.
Q ♠. Кино на Ариэль-стрит
Весь следующий день мамины слова не идут у меня из головы.
Впереди целое воскресенье, но после бессонной ночи безумно хочется спать. Мы со Швейцаром выпиваем пару чашек кофе, но результата нет. Интересно, можно ли считать задание на Клоун-стрит выполненным? Интуиция подсказывает – да. Можно. Мама должна была выговориться.
В том, что она считает меня безнадежным неудачником, приятного мало.
То, что она такого же мнения о себе, неприятно тоже, – хотя в этом как раз можно найти толику утешения. На самом деле я даже немного встряхнулся. Во всяком случае, понял, что таксистом всю жизнь не буду. Так недолго и с ума сойти.
В первый раз за все время послание затронуло и мою жизнь. Не только чужую.
А для кого оно было?
Для мамы или для меня?
В ушах опять звучат слова: «Я тебя ненавижу, потому что очень люблю».
Мне кажется, в ее лице мелькнуло что-то вроде облегчения, когда это было сказано.
Значит, послание предназначалось ей.
Мы со Швейцаром идем в церковь, навестить отца О’Райли. На мессе полно народу; это радует.
– Эд! – радостно приветствует он меня после службы. – Я боялся, что ты про нас позабыл! Несколько недель тебя не было!
Святой отец ласково гладит Швейцара.
– Ну… мне нужно было много дел сделать, – пытаюсь оправдаться я.
– С Божьей помощью?
– Не уверен, – отвечаю честно.
И думаю о прошлой ночи, о матери, которая изменяла отцу, потому что ненавидела его за невыполненное обещание. А потом всю жизнь вытирала ноги о сына, который выбрал остаться рядом с ней.
– Ну, – кивает святой отец. – Ничего не случается просто так. У всего есть цель.
Я, в принципе, с этим согласен. У всякого события есть причина, вызвавшая его к жизни. Что ж, время заняться следующим посланием.
Остается только дело на Ариэль-стрит. Туда-то я и направляюсь этим вечером. По номеру 39 обнаруживается старый, на ладан дышащий кинозал – из тех, в которые нужно спускаться по ступенькам. Над ним ветхий дом с балконами. Приклеенная к тенту, висит афиша. Сегодня, к примеру, заявлены «Касабланка» в 14.30 и в 19.00 – «В джазе только девушки». Я спускаюсь вниз и вижу афиши старинных фильмов, их видимо-невидимо. Они расклеены на окнах. Бумага пожелтела по краям.
В фойе пахнет старым попкорном.
Никого.
– Есть кто-нибудь? – окликаю я пустоту.
Никто не отвечает.
Похоже, сюда перестали ходить после того, как в пригороде открыли современный мультиплекс. Публика покинула старый кинотеатр и устремилась в новый.
– Есть здесь кто-нибудь? – решаю я попытать удачу снова.
В подсобке обнаруживается спящий старик. На нем костюм и бабочка, так в прежние времена ходили билетеры.
– С вами все в порядке? – громко интересуюсь я, и старик, подпрыгнув, просыпается.
– Ух ты! – вскакивает он с кресла и одергивает пиджак. – Чем могу помочь, молодой человек?
Я смотрю на афишу над стойкой и говорю:
– Могу ли я купить билет на «Касабланку»?
– О боже! Конечно! Знаете, здесь давненько никого не было, и вдруг вы!
Вокруг глаз у него глубокие-преглубокие морщины, а брови пышно кустятся. Седые волосы безупречно причесаны, к тому же без всяких попыток прикрыть разрастающуюся лысину. На лице подлинная радость. Восторг. Дедуля просто нереально счастлив.
Я даю ему десять долларов, и он мне пять сдачи.
– Попкорну?
– Да, пожалуйста. – Старик улыбается, накладывая мне полную коробку. – За счет заведения, – подмигивает он.
– Премного благодарен! – отзываюсь я.
Зал маленький, но экран оказывается вполне приличных размеров. До начала сеанса еще долго, но в 14.25 старик подходит и говорит:
– Похоже, больше никто не придет. Вы не против, если мы начнем пораньше?
Наверно, волнуется, что мне наскучит ждать и я разорусь в негодовании.
– Да без проблем, давайте.
И он убегает вверх по проходу.
Я сижу ровно в середине зала. Точнее, впереди наряд меньше, чем сзади.
Начинается фильм.
Черно-белый.
Я смотрю, ем попкорн, и тут кино прерывается. Пытаясь найти взглядом окошко проекторской, понимаю: старик забыл поменять катушку с пленкой.
– Сэр?.. – зову я.
Тишина.
Наверное, снова уснул.
Я выхожу из зала и открываю дверь, на которой написано: «Только для персонала». За ней проекторская, старик тихонько похрапывает, откинувшись в кресле и опершись плечом на стену.
– Сэр?
– О боже правый! – сокрушенно восклицает он. – Только не это!