На морщинистых губах выступает улыбка.
В других обстоятельствах я бы пристрелил того, кто употребляет слово «чудесно». Но Милле оно невероятно подходит. Она аккуратно промокает рот салфеткой и несколько раз повторяет: «Чудесно». И я чувствую, что Рождество удалось.
– Ну что ж! – Ее ладони шлепают по подлокотникам кресла. Милла очень оживлена – видимо, короткий сон пошел ей на пользу. – Ты откроешь подарок?
– Конечно-конечно, – сдаюсь я.
Коробка обернута подарочной бумагой. Я снимаю крышку и обнаруживаю черный повседневный костюм и темно-голубую рубашку. Пожалуй, это будет первый и последний раз, когда кто-то дарит мне костюм…
– Тебе нравится? – с надеждой спрашивает она.
– Очень.
Это правда – костюм замечательный, жаль, что надеть некуда.
– Пожалуйста, примерь!
– Непременно, – соглашаюсь я. – Непременно, Милла.
В спальне я даже нахожу пару старых черных ботинок. Плечи пиджака неширокие – и слава богу. Выбегаю в гостиную, чтобы показаться в обновке, но Милла опять спит.
И вот я сижу.
В костюме.
Пожилая леди просыпается и удивленно восклицает:
– Батюшки, вот это костюм! – И трогает пальчиками ткань. – Откуда у тебя такое чудо?
Несколько мгновений я стою, не зная, что ответить, а потом понимаю: у бедняжки, похоже, провал в памяти. И я целую ее в морщинистую щеку:
– Мне его подарила женщина потрясающей красоты…
Милая, милая Милла.
– Как чудесно, – шепчет она.
– Да, – соглашаюсь я.
Она права.
Мы пьем кофе. А потом я вызываю такси и лично довожу Миллудо дома. За рулем, кстати, Саймон. Ну, парень Одри. Видимо, решил подзаработать на Рождество, ведь на праздник двойные тарифы.
Я прошу его подождать и веду Миллу к дому. Да, конечно, можно и пешком вернуться, но сегодня я при деньгах и могу позволить себе поездку на такси.
– Спасибо, Джимми, – улыбается Милла и нетвердой походкой направляется на кухню. Она такая хрупкая – и все равно весьма красивая. – Очень приятно день прошел, – говорит она, и я с энтузиазмом киваю.
Действительно приятно, это чистая правда. Дурак ты, Эд Кеннеди, а еще думал, что делаешь Милле одолжение, приглашая ее в гости.
А теперь выходишь от нее в черном костюме и понимаешь: все строго наоборот. Это тебе выпала удача встретиться с чудесной женщиной.
– Домой? – спрашивает меня парень Одри.
– Да, пожалуйста.
Я сижу на переднем сиденье, и он заводит беседу. Причем постоянно сворачивает на Одри, что отнюдь не доставляет мне удовольствия.
– Так что ж, выходит, вы с Одри старые друзья? Много лет уже?
Я буравлю взглядом приборную панель:
– Да, даже и не лет. Больше.
– Ты ее любишь? – вдруг спрашивает он.
Неожиданная откровенность застает меня врасплох. Вроде и говорить только начали, а тут такое… Видимо, парень понимает, что поездка будет короткой, и пытается выжать из разговора максимум. И снова интересуется:
– Ну так что?
– В смысле – ну так что?
– Кеннеди, не пудри мне мозги. Да или нет?
– А сам-то как думаешь?
Он молча трет подбородок.
– Дело не во мне. Просто ты хочешь знать, любит ли она тебя, – говорю я. Мой голос строг и непреклонен. Я продолжаю наседать на беднягу: – Ну? Правда ведь?
– Э-э-э… – мямлит он.
А мне его жалко. Он, в конце концов, заслуживает ответа – хоть какого-то.
– Одри не хочет любить тебя, – говорю я. – Она вообще никого не хочет любить, понимаешь? Ей пришлось нелегко. И она возненавидела тех, кого сначала любила.
В голове у меня проносится пара картин из детства. Да, Одри хлебнула по полной. И поклялась, что это никогда не повторится. Что она не позволит этому вновь случиться.
Парень молчит. А он ничего, решаю я про себя. Красивый, не то что ты, Кеннеди. Такой должен нравиться женщинам: добрые глаза, твердый подбородок. И усики – знаете, как мужики на подиуме носят.
К дому мы подъезжаем в полном молчании. Потом парень говорит:
– Она любит тебя, Эд.
– А хочет – тебя, – отвечаю я и смотрю на него.
В этом вся проблема.
– Держи.
Я даю ему деньги, но он только отмахивается:
– Сегодня за мой счет.
Но я упираюсь и повторяю попытку. В этот раз он берет купюры.
– Не клади их в общую кассу, – заговорщически предлагаю я. – Считай, что это лично твои деньги – типа как чаевые.
Должны же мы как-то по-человечески пообщаться, прежде чем я выйду.
– Приятно было с тобой поговорить, – киваю я, и мы обмениваемся рукопожатиями. – С Рождеством тебя, Саймон.
Да, теперь он Саймон. Не парень Одри.
Зайдя в дом, я валюсь на диван и засыпаю – прямо в чудесном костюме и темно-голубой рубашке.