- Очень храбрая, однако, у Итачи сестра. Ты могла бы стать прекрасным шиноби. – За всем своим внутренним разговором я и не поняла, как дверь открылась и в помещение зашли еще люди. Но этот скрипучий и ржавый старческий низкий голос, и равномерные стуки трости я узнаю, даже если пройдет сотня лет.
- Кто бы сомневался, что это твоих рук дело? Навозные мухи прилетели на трапезу? – Я постаралась сделать как можно более испепеляющий взгляд. Как оказалось, там был не только этот старый хрыч, но и Старейшины. Реакция на мои слова со стороны капитана этого отряда в адрес Данзо не заставила себя ждать, и я получила очень мощный удар в живот, от чего я не выдержала и закричала.
- Следи за языком, с кем ты разговариваешь.
- Пережив так много печалей в столь юном возрасте и не являясь шиноби странно, что ты до сих пор способна сохранять мужество жить дальше.
- Да пошел ты… к своему учителю… Правду не заставишь молчать – она все равно найдет путь на свободу. – Поскольку он стоял ко мне очень близко, то, услышав мои слова, схватил меня за волосы и заставил смотреть ему в глаза. Его правая рука уже была скрыта за тканью кимоно, а глаз закрывала повязка. Значит, он уже пересадил себе глаза Учиха.
- Ты слишком много знаешь, дитя, но не знаешь, когда нужно молчать. Я бы мог все выведать у тебя все насильно, но дам тебе возможность сделать это добровольно. – Я с силой зажмурила глаза, и терпя всю ту боль, что испытывает все мое тело, старалась не раскрывать их даже на миг, что бы не было даже малейшего просвета. Нельзя смотреть ему в глаза, ведь тогда я могу столкнуться с шаринганом Шисуи. Мощное оружие, которое, даже работая в половину силы, может заставить говорить всю правду или делать, что прикажут, и я даже не пойму, что уже попалась. И что это значит, возможность добровольно все рассказать? Если то, что сейчас происходит – это он считает «по собственной воле», то я тогда прима балерина Большого театра. – А за одно покажу, что случается с теми, кто слишком много знает и может навредить Конохе.
- Навредить Конохе? Начните тогда с себя. Уничтожили половину военной мощи деревни только потому, что не захотели договариваться с другой стороной. Вы жалкие, и мне противно смотреть на вас. Прикрываетесь пафосными речами о защите Конохи, а на деле просто боитесь за свои жопы. Я от всей души искренне желаю сдохнуть вам самым изощренным способом, что бы Учиха Мадара выпотрошил вас, издевался над вами, что бы призраки всех тех, кого сгубила ваша чертова система и вы в частности, затащили вас в самые темные уголки ада и пытали там. Я желаю, что бы вы все сгорели в черном пламени Аматерасу!
- Как ты смеешь говорить такое?! Тебе не понять мир шиноби никогда! – В наш «разговор» вмешалась старуха, одна из Старейшин. Противная женщина… на ее фоне тот второй старикашка в очках и то выглядит адекватнее и рассудительнее.
- О да, конечно. Мне не понять этого, ведь я не шиноби. Зато я прекрасно понимаю и вижу людское дерьмо и гнилье, которое льется у вас уже изо всех щелей, и вы не способны прикрыть это. А даже если пробки вставите в уши, рот, нос и жопу, то взорветесь к чертям. – Боги, что я несу?! Но мне все это конкретно надоело. Я правда в бешенстве. Они и так нарушили кучу правил, включая самое главное: «Не вредить гражданским», какая теперь разница, что я говорю.
- Довольно! – Закричал этот второй Старейшина. Как же его зовут? Совсем не помню. Да ну и ладно. – Дитя, разве ты не понимаешь, что можешь больше никогда не выйти отсюда? И твой любимый младший брат Саске останется один? Расскажи нам все, что знаешь, и мы тебя отпустим.
- Отпустите, как же… Я в подобные сказки не верю, при всем моем «уважении» к вам. А убьете меня – разозлите самый великий клан в стране Огня и мире Шиноби – Учиха. И поверьте, от их гнева вам будет не спрятаться. – Я очень хотела испепелить их, растоптать, разорвать на части. Если бы только у меня не было такого тела и полное отсутствие способностей.
- Думаю, после нескольких дней, проведенных в этом месте, ты сама расскажешь нам все. Не спускайте с нее глаз.
После этого в комнате снова остались только команда Корня АНБУ и я. А дальше началось время полного ада. Меня били, поливали холодной водой, иногда душили и таскали за волосы. Сначала я терпела, стискивая зубы и прокусывая губу до крови, но потом начала кричать. Сил держаться уже не было – к такому невозможно привыкнуть. От этой пытки я потеряла счет времени, а «благодаря» шоковой терапии сердце иногда неприятно покалывало, а порой сердцебиение ускорялось, словно орган хотел вырваться наружу. Били в основном по корпусу, иногда по ногам и рукам, но лицо не трогали – только пару раз пощечины дали, от чего из уголка рта тонкой струйкой текла кровь. Несколько раз я теряла сознание, не в силах выдержать очередной удар. Слез не было – была лишь безысходность и осознание того, что я – никто, жалкая беззащитная девушка, которая ничего не способна сделать. Но сколько бы не били, какая бы вода не была холодной, я молчала. Где-то глубоко внутри себя я поражалась, как могу выдерживать подобное, но ответа на этот вопрос не было. Несчастная больничная пижама порвалась и висела на мне какими-то непонятными лоскутами, руки уже давно перешли из стадии боли в просто бесчувственные конечности, зафиксированные на железке, лодыжки натерли браслеты с цепями, волос растрепался и сальными прядями прикрывал наготу. Я не могла побыть одна – со мной всегда кто-то был из охраны, они же мои истязатели. Не могла сходить нормально в туалет, да и, если честно, нечем было, потому что ни пить ни есть мне не давали почти, только самую малость.
- Сколько еще ты сможешь молчать? – Выплеснув очередное ведро холодной воды, капитан подошел ко мне и уже в привычной для меня манере, потянув за волосы, заставил смотреть на него. Даже я чувствовала, что в моих глазах нет жизни, лишь полное безразличие ко всему происходящему. Но так было только снаружи. Внутри себя горел гнев и ненависть, которые помогали мне держаться дальше и не сдаваться. Я хочу вернуться к своим любимым мужчинам. Я хочу увидеть их, обнять, поцеловать.
- Буду молчать столько, сколько понадобится, даже если это будет означать смерть. – Мой голос успел охрипнуть и осесть. Я не скажу ни слова, чего бы мне это ни стоило. Странно, что они до сих пор не залезли в мою голову и сами все не увидели. После всего того, что они и так сделали, я бы уже и этому не удивилась. Вряд ли я здесь очень долго: человек не сможет долго прожить без воды и еды. Но тут время идет по-своему, и все из-за отсутствия хоть какого-то внешнего источника света. Снова удары, снова мои крики и всхлипы, и снова вопрос про Итачи. Похоже, что под этим вопросом подразумевалось все: и их приход с Кисаме, и моя с ними встреча, и поджег архива, и кража документов, и может быть даже что-то еще. А меня схватили, видимо, так как я не шиноби, не Учиха по сути, и маленькая девочка, поэтому думали, что будет легче.
Прошло еще какое-то время и в итоге я потеряла сознание в очередной раз. Когда начала приходить в себя, то до моих ушей дошел мужской крик и звук падающего тела. Я слабо соображала, а глаза были не в состоянии различить, что происходит вокруг. Затем почувствовала, как мои руки тяжело опустились вниз, а сама я повисла на ком-то, после чего этот кто-то взял меня на руки и направился в сторону выхода, как я поняла по потоку ветра. Позади я услышала тяжелые вздохи одного из охраны, видимо, командира. Он хотел снова атаковать, не смотря на свои раны.
- Я же сказала, что в следующий раз в живых не останешься. – Голос женщины был приглушен из-за маски АНБУ в виде кошачьей морды, холоден и суров, но именно по ее фразе и тем самым «бубликам» на голове, я поняла, что рядом со мной Акиха-сан. Услышав самый последний, пронзительный крик капитана отряда, я снова потеряла сознание.
Проснулась я уже в палате, перемотанная бинтами с ног до головы, даже не пошевелиться, да и дышать трудновато. Да если честно, то хоть как-то двигаться вообще не хочется. Но при этом, ужасно хочу есть и пить. В голове какая-то полная пустота – совершенно никаких мыслей, чувств, эмоций. Я абсолютно опустошена морально.