– Что с твоим хуем?
– А где кожа?
– А можно потрогать?
Он плюнул на руку и начал втирать слюну, водя рукой вдоль члена, который с каждым движением становился все больше. Мы все отодвинулись на полшага назад. Когда член перестал расти, одноклассник закатил глаза и кончил. Мы присели на корточки вокруг мутно-белых капель на полу и пялились теперь на них. Принюхивались, но трогать их никто не торопился. Это было похоже на чудо. Эволюция чудес в юных мозгах. От первого снега до первой спермы. Когда мы оторвали взгляды от подсыхающей спермы, член одноклассника уже принял первоначальный вид, и, уставший, возвращался в трусы. Мы начали собирать слова в вопросы.
– Это не больно?
– А плевать обязательно?
– Что с твоим хуем?
Грубый мужской бас привел нас в чувства. Священные капли осквернили подошвы туфель завуча.
– Что вы здесь делаете? Звонок для кого был?
– Простите.
Мы отправились всей потрясенной гурьбой в класс. Наша жизнь больше не будет прежней.
Интернет в то время еще не был распространен широко, но стационарные компьютеры в классе имелись уже у многих. Постепенно жесткие диски этих компьютеров стали пополняться все новыми файлами, что дожидались своего ежедневного часа в скрытых папках. Порно распространялось между учениками, как зоонозная инфекция, через расцарапанные к чертям диски. Последний урок был, как правило, самым зудящим. Никогда так раньше не хотелось никому из нас домой. Особенно, если на руках оказывался диск с новым видео или анатомически подробными фотографиями.
Да. Детство утекало сквозь пальцы.
С распространением интернета мастурбация для меня приобрела новый оборот.
Теперь я искал определенные видео, главным условием которых была схожесть актрисы с одноклассницей, учительницей химии, соседкой, мамой друга. Я начал составлять списки тех, на кого бы хотел подрочить. Справа от имени ставилась галочка, когда желание было удовлетворено. В те дни, когда не нужно было идти в школу, родители были на работе, а старики в соседней комнате смотрели телевизор, число галочек могло доходить аж до десяти. Позже я узнал, что многие из моих сверстников составляли похожие списки.
На уроках литературы мы читали про любовь, вне школы говорили и смотрели о сексе. Он был нам куда понятнее, чем то, о чем пытались донести классики. Я считал, что секс это не просто часть любви, это она и есть. Время шло. И когда в старших классах секс появился в моей жизни – со слезами и всхлипами, естественно, не моими – он не сильно впечатлил меня. И, тем не менее, я перестал использовать руку, я стал пользовать девушку, которую затем называл «любимой» на протяжении нескольких месяцев. Совместные походы в кино, обнимания, поцелуи, секс – вот, что было моей любовью. А та любовь, о которой залечивали именитые покойники, оставалась сказкой, о которой просто легко было писать.
Будучи подростком, я часто говорил девушкам, что люблю их. Они целовали меня, некоторые показывали грудь, и, как правило, на этом наше общение заканчивалось. Но с возрастом признание в любви приобретает значимость. Три слова становятся живыми, важными и, непременно, пугающими.
Но, что есть любовь для двух людей, что сблизились друг с другом, благодаря термитам в районе груди? Может быть, соблюдение верности, контейнеры на работу и иногда минет по утрам? Может быть дети, разговоры по душам и безграничная нежность и взаимопонимание?
Человека можно любить уже за то, что он дарит тебе самое дорогое, что у него есть, а именно: время, молодость и красоту.
Моя история не об этом.
ПАНИХИДА ПО ЮНОСТИ (мрачно, переделать).docx.
0.1. Бей или беги
– Куннилингус – это вкусно, – во всеуслышание говорю я. – Не то, что минет.
После этих слов все присутствующие за столом устремляют взгляды в мою сторону. Парни с отвращением, девушки с пониманием и интересом.
А я, не придавая серьезного значения их реакции, дальше потягиваю димедрольное пиво в неком питейном заведении. И с каждым глотком все больше разжигаю в себе сексуальные порывы, которые уже начал словесно проявлять. Плевать, что обо мне подумают, я привык быть непонятым. К тому же, я все равно собирался покинуть своих новоиспеченных коллег, с которыми праздновал тогда канун нового года, чтобы заменить их после праздников на очередных новоиспеченных. Я тогда работал в колл-центре одного из банков. Мое рабочее место располагалось далеко не в аду, как это имеет место в романе «Проклятые», хотя в некоторые часы дня и года район подмосковного городка, где я жил и работал, вполне подходил под описание Паланика. Жалел я лишь об одном, что так ни с кем еще не переспал, а спать там было с кем. По правде говоря, меня интересовала лишь одна девушка, красивая, без каких-то видимых дефектов, волосатых подмышек или сросшихся пальцев, но почему-то слишком манящая.