— Я хочу к маме, — просит белобрысый и снова рвется вперед.
Парень пугливо глядит в мою сторону. Надеюсь, что выгляжу я угрожающе. Стараюсь посильнее искривить рот.
— Не стоит к ней пока подходить.
— Почему? — Мальчишка недоволен.
— Возможно, это не слишком безопасно. — Такеши оценивающе вглядывается в пластину в моей руке.
— Это же мама! — Белобрысый удивленно смотрит на парня. — Она не сделает мне ничего плохого. И тебе тоже.
Такеши неуверенно косится в мою сторону. Улыбаюсь с видом безумца. Ну, давай, рискни здоровьем.
— Лето, — отчетливо произносит Такеши, — положи, пожалуйста, инструмент.
— Разбежался. — Рука у меня дрожит, но ничуть не сомневаюсь, что сумею пырнуть, если потребуется.
— Ты самостоятельно отделила иглы от тела. Это опасно для твоего состояния. Нужна диагностика и…
— Пошел ты! Я тебя не знаю. Меня всегда осматривал доктор Альберт. И это точно не городская больница. — Подавить нотки паники безумно сложно. Хочется расплакаться. Шмыгаю носом.
— Мамочка. — Мальчишка рвется ко мне, но Такеши обхватывает его обеими руками и прижимает к себе.
— Погоди, Эли, успокойся, — уговаривает он его.
Эли? Одно из моих любимых имен. Злюсь сильнее. От непонимания и тупой боли во всем теле.
— Я не его треклятая мать!
— Лето… — Такеши растеряно поднимает руку с раскрытой ладонью, явно пытаясь меня успокоить.
Набираю в грудь побольше воздуха, щеки вздуваются от напряжения. Держась за койку, с трудом поднимаюсь и клонюсь к одеялу. В таком положении — ноги уехали в бок, локоть на поверхности койки — и держусь, направляя свое оружие в сторону стоящих у двери.
— Лучше вам все мне объяснить. И немедленно позвоните Сэмюэлю!
ГЛАВА 4. СИЯНИЕ НОЧИ
Яркое вчера...
Не могу поверить своему счастью. Четыреста пятая подгоняет меня и крутится возле моего лежака.
— Что ты делаешь? — Она сует нос в мою котомку.
— В-в-вещи собираю. — Голос дрожит. Руки ходят ходуном. Промахиваюсь, и полоска ткани, служившая мне юбкой, летит мимо.
— Ты что, это тряпье с собой собираешься забрать? — деловито интересуется Четыреста пятая.
Она очень симпатичная. Была бы у нее возможность мыться каждый день, то ее локоны наверняка походили бы на кусочки солнечных лучиков. Клиентам нравятся ее торчащие лопатки и косточки на бедрах. Смотрительница кормит тех, кто приносит прибыль, чуть лучше остальных. Поэтому Четыреста пятая почти не похожа на обтянутый кожей скелет. И едой она всегда делится со мной.
— Дурочка. Оставь. — Она вышвыривает из котомки все сложенные вещи, а потом, поразмыслив, забирает и сумку. — Если он тебя увозит в Высотный Город, то и наверняка собирается обеспечить необходимым минимумом. Поверь, там все это, — она обводит многозначительным взглядом вещи на полу, — обычный мусор.
— Но я…
— Голову держи прямо. — Четыреста пятая трет мои щеки «юбкой». Сначала одну, потом вторую. С особым усердием задерживается на скуле. — Ну вот. Почти не чушка.
Она поправляет мое платье-мешок. И подтаскивает поближе свои туфельки, которые долгое время усердно прятала от госпожи Тай. Ведь я до сих пор босая.
Мой Спаситель, Сияющий мужчина, принес меня в приют на руках, чтобы я не поранила ноги. Больше всего меня волновало, чтобы рядом со мной он не делал слишком уж глубокие вдохи. Я ведь ужасно воняю.
Вспоминаю, как страшилась обнимать его за шею — боялась запачкать.
Улыбаюсь украдкой. Но Четыреста пятая все равно замечает.
— Он и правда тебя заберет? — спрашивает, волнуясь. Под ее ключицами до сих пор огромные синяки от побоев. Госпожа Тай и ее подчиненные хорошенько постарались, отделывая мою милую Четыреста пятую за то, что та заступилась за меня.
— Так сказал.
— А кто он вообще? Ты его знаешь? Видела когда-нибудь?
— Не… не знаю. Но он… похож на одного из тех… Иммора…
— Иммора?! — Четыреста пятая потрясена. — Что таким, как они, делать в Клоаке?!
— Не знаю. — Я прячу глаза и размышляю, а не показалось ли мне это. Вдруг все было бредом, и мое тело до сих пор валяется там, на крышке контейнера, мой разум погружен во тьму, а господин Свин удовлетворяет свою похоть.
Действительно. Происходящее сейчас реальным не кажется.
Словно сон. Беспечные грезы.
Шмыгаю носом и съеживаюсь.
Четыреста пятая трясет меня за плечи.
— Хорош нюни разводить. Он на первом этаже?
— Да, в… в кабинете оставался… у-у-у… у смотрительницы.
Девушка воровато оглядывается и тянет меня за собой. Из нашей общей комнаты мы выбираемся в коридор. Четыреста пятая умещает меня за ограждением на самом верху лестницы, прижимает к губам указательный палец, прося быть тихой, и легко скачет по ступеням вниз.