Немедленно вслед за этим в Москве начались интриги, связанные с выбором нового царя. Представители нескольких знатных боярских фамилий выставили свои кандидатуры, но силы их сторонников были настолько равны, что шансов не было ни у кого. Тогда сама собой родилась идея отложить выборы царя до лучших времён, а пока организовать временное правительство из знатнейших и авторитетнейших бояр. Так и появилась на свет Семибоярщина, т. е. правительство из семи бояр. Такое правительство, и с таким же названием, не было ново для российской политической жизни. В 1542 году великий князь Василий III перед смертью учредил такой же «седмочисленный совет». Но если тогда, более полувека назад, Семибоярщина должна была лишь вести хорошо отлаженный государственный корабль до совершеннолетия сына Василия, будущего Ивана Грозного, то теперь, в 1610 г. перед новым правительством стояла куда более серьезная задача. Не очень справилась со своей задачей первая Семибоярщина, не заладилось дело и сейчас.
Самое первое, до чего договорились бояре, — исключить из числа кандидатов на престол всех русских претендентов. Уже довольно давно в Первопрестольной зрела идея о царе-иностранце, который встал бы над Смутой и примирил все враждующие партии. Кроме того, бояре надеялись, что иностранец, не имея серьезной поддержки внутри страны, будет вынужден переложить все бремя власти на аристократию. Подобная практика уже довольно давно существовала в странах Западной Европы, например в соседней Польше. Именно оттуда был кандидат, наиболее устраивавший все стороны, — польский царевич Владислав.
17 августа 1610 года поляки, приехавшие в Россию в качестве свиты Лжедмитрия I, подписали с Семибоярщиной договор, по которому сын польского короля Сигизмунда III признавался новым русским царем. Как и следовало ожидать, в договор были включены статьи, существенно ограничивающие власть нового царя и требующие выполнения ряда условий, например, перемену католической веры Владислава на православие. Надо заметить, что подписание договора со стороны поляков было полной самодеятельностью, разрешения на эти переговоры польское правительство им не давало. Но, конечно, сильного недовольства Сигизмунда не последовало, ведь ввиду малолетства сына именно отец должен был управлять огромной страной, так нежданно доставшейся ему.
А Семибоярщина, практически сразу же после подписания договора потеряв почти всякое значение, успела напоследок вписать в отечественную историю одну из самых черных страниц: ночью 21 октября она впустила польское войско в Москву и в Кремль. Начинался последний, самый кровавый и самый славный акт великой исторической драмы под названием Смутное время.
СЛОВО И ДЕЛО
Сейчас уже трудно сказать точно, когда впервые на Руси прозвучало это грозное «Слово и дело государево», которое на протяжении жизни нескольких поколений заставляло трепетать и знатного боярина и нищего пьянчужку. Вероятно, в царствование первого царя из династии Романовых, Михаила Федоровича, возникла надобность в специальных мерах по защите царского имени от хулы, а государства (которое было в те времена неотделимо от личности царя) от измены. Не забудем, что всего ничего прошло со времени окончания Великой смуты, когда царями называли безродных самозванцев, когда люди с великой лёгкостью отрекались от любых клятв и присяг, когда каждый пустой слух мог привести к началу кровавого мятежа, когда само Русское государство стояло на пороге исторического небытия. В царствование сына Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, в собрании законов, называемом «Уложение», такие действия подданных получили название «великие государевы дела», определено было и ведомство, которое должно было заниматься этими «делами» — Приказ тайных дел. Впрочем, поле деятельности этого приказа было чрезвычайно широким, например, он отвечал за поиск необходимых государству руд. При Петре I «государевыми делами» занимался Преображенский приказ, при его наследниках — печально знаменитая Тайная канцелярия, после Канцелярия тайных и розыскных дел. Можно долго спорить о том, помогло ли упрощенное и предельно жёсткое судопроизводство поднять авторитет царской власти, но ясно, что слез и крови стоило оно России немало.