Своеобразной формой контркультуры являются секты, общины, даже монастыри, возникающие на Западе на основе всякого рода восточных религиозных культов: буддийские, кришнаитские, движения последователей Ма- хариши, Кришнамурти и т. д. Вы сами, наверное, часто видели кришнаитов — это всемирная организация, имеющая филиалы во многих странах, в том числе в России. Они ходят по улицам в желтой одежде, поют «Хари Кришна, Кришна Хари» и торгуют не слишком качественными переводами древней индийской литературы. По отношению к нашей, западной, христианской, культуре — это, конечно, контркультура.
Что заставляет паренька из Люберец или девушку из Саратова отказываться от родных обычаев, посвящать себя неведомому богу Кришне, строго соблюдать вое чуждые русской душе обряды — неизвестно. Видимо, настолько уже осточертела им наша суетная жизнь, вранье, неустроенность, отсутствие идеалов, что они, как в омут, кидаются в объятия совершенно чуждой культуры.
В США таким культам посвящают себя десятки тысяч молодых людей. В связи с этим Карл Юнг писал, что люди не знают своей собственной религии, не чувствуют ее душу, поскольку и свою давно потеряли, а хотят найти ее в чужой религии. Но такие находки для западного человека, считает он, всегда будут суррогатом истинной духовности.
В последнее десятилетие на поверхность выплыли ранее прятавшиеся представители сексуальных меньшинств. Они выступают со своими манифестами, издают свои журналы, требуют от государства регистрации браков между ними. С точки зрения традиционной культуры это все — тоже ярчайшее проявление контркультуры.
СЛОВА НИЦШЕ: БОГ УМЕР!
Уже почти сто лет, как философы говорят о кризисе современной европейской культуры, как и о кризисе западной цивилизации. Первым был, по моему мнению, Ницше, который в своей книге «Так говорил Заратустра» возвестил всему миру зловещие слова: «Бог умер!» Бог европейской истории, а именно христианский Бог, утратил свою значимость для человеческой воли, а вместе с ним пали и его исторические производные: идеалы, принципы, нормы, цели и ценности.
На место Бога пришел нигилизм, невиданное ранее явление абсолютного безверия, полной вседозволенности, крушения моральных норм. Люди еще пытаются держаться оазисов смысла, хранят веру в осколки прошлого мира, но единой опоры у них уже нет. Так свет погасшей звезды еще доходит до нас, но на самом деле это только видимость.
Авторитет Бога и авторитет церкви окончательно заменяются авторитетом разума. Потусторонняя цель, о которой говорила христианская религия, заменяется идеей построения рая на земле. Богочеловек, человек как образ и подобие Божие становится Человекобогом, который может все — вмешиваться в историю, поворачивать вспять реки, утверждать свои законы вместо божественных заповедей.
Культура в кризисе еще и потому, что утеряла связь со своими природными корнями. Многие феномены природы утратили свое символическое значение. Исчез контакт человека с природой, а вместе с ним исчезла глубокая эмоциональная энергия, которую давала эта символическая связь. Гром — уже не голос разгневанного божества, а молния — не орудие его мести. Нет больше такой реки, писал К. Юнг, в которой обитали бы духи. Нет такого дерева, которое было бы основой жизни человека, нет теперь голосов, которые говорят с человеком из камней, растений, животных, точно так же как и он не говорит с ними, не веря, что те могут услышать.
Собственно, и у Ницше и у Юнга речь идет не о кризисе, а о конце культуры. Западная христианская культура существует уже две тысячи лет и, видимо, исчерпала все свои возможности. Нигилизм, появление массовой культуры, потеря человеком собственной души — симптомы конца культуры. Две тысячи лет — срок вполне достаточный для жизни культуры, она должна сойти со сцены и уступить место совершенно новым культурным перспективам.
Смерть Бога придает новый смысл и новую значимость человеку, который берет на себя всю бессмысленность мира и научается жить с этой бессмыслицей.
Крушение прежних духовных ценностей идет не от страсти к разрушению, не от суетливой жажды обновления. Оно идет от необходимости придать миру такой смысл, который не унижал бы его до роли проходного двора в некую потусторонность. Должен возникнуть такой мир и человек в нем, который бы развертывал новые ценности из себя, из полноты собственной сущности.
Какова будет эта новая культура, в чем будут заключаться ее новые ценности — сейчас еще никому не известно.