Знания собирались, накапливались надежнее, чем монеты в копилке. Несколькими веками раньше в Египте уже умели измерять высоту пирамид. Этому жрецов научил мудрый грек Фалес из Милета, Он, как и многие его сотоварищи по занятию науками, был не только философом, но и выдающимся математиком. Для него задача не представляла особого труда: в тот час, когда тень измеряемого предмета равняется настоящей высоте, тогда и мерить вертикальную протяженность пирамид.
С горой посложнее – ее тень подобному измерению не поможет. Нужен был какой–то угломерный инструмент наподобие позже появившегося теодолита. Какой же похвалы и награды заслуживает тот человек, который придумал устройство, при котором достаточно посмотреть в зрительную трубку, отсчитать отметки на вертикальных и горизонтальных кругах и уже можно определять высоту видимой точки.
Не будем приписывать лишних заслуг Дикеарху, великому греку из Мессины, – их у него и так довольно. Придумал ли он сам такое устройство, создал ли в соавторстве с кем–то еще или воспользовался уже готовым инструментом, неизвестно... Но то, что он применял подобный прибор, – несомненно. Без этого он бы не определил высоту как Пелиона (1250 шагов, как указывал Плиний Старший), так и других вершин Греции. Одни утверждают, что сделал он эти измерения по распоряжению верховных правителей. Другие более логично отмечают, что и без приказов Дикеарху нужны были такие данные.
«Мы не имеем точных сведений о полученных им результатах, но, как видно, они были не особенно хороши, хотя и ближе к истине, чем колоссально преувеличенные цифры, называемые как более ранними, так и более поздними исследователями. Возможно, что эти измерения производились им отчасти для того, чтобы показать, что даже самые высокие горы представляют собой лишь небольшую выпуклость на земной поверхности и всего «лишь пылинки на поверхности мяча» и что они так же ничтожны, как и величайшие глубины моря».
Так напишут о нем историки спустя двадцать веков, И отметят его особую заслугу: он составил карту и провел на ней диафрагму – линию, параллельную экватору. Она проходила через Геркулесовы столбы (Гибралтар), по Средиземному морю, Мессинскому проливу к южной точке Пелопоннеса, к острову Родосу и дальше. На знаменитом Родосе состоялось пересечение с меридианом, идущим по Нилу до Александрии. Это был уже зародыш развитой позже градусной сети. Так Дикеарх Мессинский стал основоположником научной картографии.
Зачем восходил поэт?
Всадник с трудом поднимался по горному склону. Дальше, очевидно, верхом не проехать, да и пешком не пройти. Встреченный путником лесничий, знавший местность, заявил, что в зимнюю пору пробраться на вершину невозможно. Путник настаивал, ему это крайне необходимо. Да и богов он, мол, молил о том, чтобы они поблагоприятствовали с погодой. Туман чуть рассеялся, и вдали прорисовалась манящая вершина Броккена.
– Так неужто я не взойду?! – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес прибывший сюда из столичного Веймара высокий чиновник, даже более того – министр Саксонского герцогства, к тому же прославившийся своим романом «Страдания молодого Вертера» поэт Иоганн Вольфганг Гете. Хоть прибыл он под чужим именем странствующего художника Вебера, но по всему было видно, что птица он высокого полета. И поэтому лесник настоял на том, что если уж решение идти не отменяется, то он будет сопровождать гостя в его восхождении.
Броккен – вершина в горном массиве Гарц в германской провинции Саксонии, вершина более чем приметная. И не только высотой (в иных справочниках она именовалась даже «высочайшей», хотя недотягивала даже до полуторы версты – 1142 м). Но в массиве она действительно главенствующая и поэтому не зря в народе носила еще одно название «блоксберга» – узловой горы.
Странное впечатление производило при этом так называемое броккенское привидение. При восходе или закате солнца на противоположной от светила стороне на фоне туманной завесы, как теперь бы сказали – на экране, прорисовывались силуэтные отражения домов и людей.
Странствующего «художника» Вебера – двадцативосьмилетнего поэта и министра Гете интересовала не мистическая, «ведьмо шабашная» слава Броккена. Официально он поехал в этот отпуск, чтобы посетить заброшенные горные разработки рудника Ильменау с целью его восстановления. Но все–таки более заветной целью было это восхождение, судя по тому, как появились в этом пути отмеренные, как верста за верстой, строфа за строфой стихи, обращенные к Броккену: