Указанный аргументированный/логический тип мышления стал общепринятым для семинарий, университетов и школ. Это потому, что подобными учреждениями в те времена в основном заведовала церковь, а также потому, что независимые мыслители гуманистического плана прибегали к тем же самым методам. Парадокс в том, что как церковные, так и независимые мыслители находили эти методы одинаково полезными.
Центральным аспектом данного типа мышления является понятие «истина». Посредством аргументов, которые заводят обсуждаемый вопрос в тенета противоречия, всегда можно показать, что нечто является ложным. Даже если нечто не совсем ложно, задача состоит в том, чтобы, отбросив мало-помалу весь «мусор» посредством критических рассуждений в ходе умелого ведения спора, обнажить содержащуюся внутри истину.
Постепенно критическое мышление достигло статуса высшей формы цивилизованного мышления и стало средством самообороны самой цивилизации. Любое нововведение подлежало детальному рассмотрению и яростной критике в пределах существующих рамок, и последним был присвоен атрибут незыблемости и вечности.
То, что критическое мышление на таком высоком счету в нашей цивилизации, принесло ряд нехороших плодов. Критическому мышлению недостает элементов продуктивности, созидательности, творчества и конструктивизма, которые столь необходимы для разрешения проблем и поиска пути вперед. Большинство политиков являются по образованию юристами и привыкли лишь к такому типу мышления.
Если мышление свободно от ошибок, является ли оно хорошим? Если человек водит автомобиль без ошибок, хороший ли он водитель? Если бы вы желали избежать ошибок в управлении автомобилем, наилучшей стратегией для вас было бы вообще не выгонять автомобиль из гаража. Как и в критическом мышлении, избежание ошибок в вождении предполагает производительные, продуктивные и творческие аспекты мышления. Все это важные элементы, от которых зависит общественный прогресс. И откуда все это к нам пришло? Все это, скорее всего, не имело большого значения в стабильных городах-государствах Древней Греции, где совершенство существования (за исключением для женщин и рабов) предполагало, что любое волнение было скорее не к добру или по крайней мере не требовалось. Это также, возможно, не имело большого значения в относительно стабильном обществе средневековья, когда достижение счастья предполагалось в другом мире, а не в этом. Но сегодня это имеет значение. Вот почему наблюдаемая в американских школах тенденция учить детей только критическому мышлению поразительна в плане своей средневековой отсталости.
Вопрос о том, является ли такой аргументационный стиль нашего мышления причиной конфронтационного же характера нашей политики, остается открытым для обсуждения. Греки оставили нам в наследство и логику, основанную на споре, и демократию, и мы всегда желали совмещать их, поскольку не знаем, как практиковать демократию без спора. Вместе с тем существовало немало культур, в которых понятие борьбы добра и зла получило развитие независимо от греческого стиля мышления (манихейство, индуизм и др.).
Учение Гегеля об историческом противостоянии и напряженности легло в основу марксистского диалектического материализма и проистекших из него революций. К сожалению, данный «конфликтный» путь общественных преобразований создает трудности для конструктивного и творческого мышления, столь необходимого для осуществления перестройки в СССР.
Подытоживая, скажем, что наша традиционная система мышления основана на истине, которой надлежит быть обнаруженной посредством логики и аргументированного спора (при содействии статистики и других научных методов). В результате мы имеем прочную тенденцию к отрицанию и агрессивному подходу. Отрицание является мощным способом отыскания истины, оно сметает с пути слабые аргументы и дарит атакующему чувство личного удовлетворения.
Важнейшим достоинством аргументированного спора как мыслительного метода является то, что он повышает мотивацию в исследовании объекта. Если бы метод не нес в себе стимулы (выиграл/проиграл, победил, оказался умнейшим, заработал очки), мыслительная работа так не привлекала бы. В этом есть свои положительные стороны, за исключением того, что после определенного уровня исследование объекта начинает страдать: спор превращается в придирки, добывание очков и самоутверждение. Никто не желает замечать моменты, оказывающиеся в споре в пользу другой стороны, даже когда рассмотрение данных моментов могло бы значительно содействовать исследованию предмета.
Ниже мы рассмотрим эти вопросы более подробно и в контексте других ситуаций.
Теперь вернемся к той важной роли, которую играет юмор.
Юмор настолько важен потому, что основан на логике, значительно отличающейся от нашей традиционной логики, в которой мы имеем дело с ясными, четко обозначенными и постоянными категориями. Мы принимаем решения и выносим суждения, судя по тому, попадает ли нечто в некую категорию, не попадает в некую категорию или не может попасть в некую категорию (противоречие). В отличие от этого логика юмора напрямую зависит от формы и потока восприятия, ожидания и контекста.
В своем традиционном мышлении мы оперируем тем, что я называю каменной логикой. Юмор основывается на том, что я называю водной логикой. Камень имеет некую постоянную форму. Он тверд на ощупь, имеет конкретные контуры и не меняется во времени. Камень — это реальный объект, который «есть». Он никогда не выкинет шутки, превратившись во что-нибудь другое. Он воспринимается как независимый абсолют. Вода очень отличается от камня, но настолько же реальный объект. Она течет. С водой ассоциируется скорее словосочетание «в направлении куда», чем «есть». Вода течет в зависимости от наклона плоскости, на которой находится (контекст). И она принимает форму сосуда, в который ее поместили (обстоятельства).
Вы можете анализировать и описывать ручку в смысле того, из чего она состоит: металл, твердая или мягкая пластмасса, детали различной формы. Вы в состоянии описать механизм, посредством которого ручка выполняет свою функцию в качестве принадлежности для письма. Но в чем состоит ценность ручки? Это зависит от обстоятельств и нашего восприятия этих обстоятельств. Если человек не умеет писать, то от ручки для него мало пользы. Если у человека нет ручки или другого инструмента для письма, ценность ручки для человека возрастает. Если человеку надо записать важный телефонный номер или рецепт на лекарство, ценность ручки еще больше — не только для того, кто пишет, но и для других людей. Ручка может иметь ценность в качестве подарка. Она может также иметь высокую историческую ценность (даже для того, кто не умеет писать), если ею подписывали какой-нибудь исторически важный документ.
Если добавить к камню другой камень, то получится два камня. Но если вы к воде добавите воду, то две воды не получится. Поэзия основана на водной логике. В поэзии мы слой за слоем добавляем слова, образы, метафоры и другие вещи, являющиеся основой для восприятия. Все это объединяется в одно большое обобщенное восприятие.
Можно выливать воду из стакана мало-помалу, по нескольку капель, если мы того пожелаем. С камнем выбора нет — он либо внутри стакана, либо вне его. В нашей правовой системе мы четко разграничиваем людей на «виновных» и «невиновных». Если человек виновен, последует наказание. В Японии половину нарушителей освобождают по указанию прокурора, который уполномочен отпускать их, если они извинились и демонстрируют намерение поступать лучше в будущем. Упор в японской системе делается не на осуждении и соответствующей степени вины, а на том, что будет потом. Уровень преступности в Японии очень низкий. Здесь на одного юриста приходится 9000 человек, тогда как в Соединенных Штатах — 400.
Каменная логика является фундаментом для нашей традиционной аналитической логики (с ее постоянными категориями, определениями и противоречиями). Водная же логика есть основа логики восприятия. До недавнего времени мы не представляли, как работает восприятие. Теперь мы начинаем постигать восприятие с точки зрения соответствующих функций мозга.