— Это лучше, чем Ганнибал и Кларисса!
— «Молчание ягнят» — замечательный! фильм. — Эйден явно раздосадован. — Один из моих любимых.
Хорошо, что он не является поклонником Джима Кэрри. Мне бы не хотелось, чтобы близнецов звали Тупой и Еще Тупее.
Даю палец одному из младенцев и, как и все в подобной ситуации, изумляюсь, когда он (или она?) крепко его стискивает. Протягиваю палец второму, и он хватает меня так же сильно. Удивительно, как эти крошки, каждая весом менее шести фунтов, могут завладеть вниманием всех присутствующих. Да и всей жизнью тоже!
— Может быть, назвать их Бен и Джерри? — предлагаю я. — Возможно, тогда они на всю жизнь будут обеспечены бесплатным мороженым от тезки-производителя?
— Если нам нужны подарки, тогда стоит остановиться на Мерседес и Бенц, — замечает Эйден.
— А мне нравится, — говорит Берни, размышляя, какие дивиденды можно было бы получить с этого. — Даже если нам не пришлют новые автомобили, по крайней мере, один из детей мог бы стать рэппером по имени Бен-Ц.
В этот момент мне начинает казаться, что проект «Малыш номер один» и проект «Малыш номер два» не такие уж безнадежные.
Но тут в палату входит врач. На его лице хирургическая маска. Он высокого роста, и голос у него громкий. Знакомый мне голос.
— Как поживают самые замечательные малыши на свете? — участливо осведомляется он, достает цифровой фотоаппарат и начинает щелкать. Потом хватает меня за талию и кружит в диком танце. — Мы сделали это! Отличная команда, что скажешь?
Керк! Это он! Словно сошел с экрана телевизора.
— Я со съемок! — Он сдирает маску и обнимает Берни. Потом возвращается к двери и втягивает в палату две огромные мягкие игрушки. Таких больших я и не видела!
— Какой прекрасный подарок! — осторожно произносит Берни, с беспокойством разглядывая подношение. Девять месяцев, во время которых она прикладывала все усилия, чтобы беременность протекала идеально, закончились, но на смену пришел новый материнский страх. Каждый плюшевый мишка в глазах Берни теперь представляет угрозу для младенцев. Безопасен ли наполнитель? Огнестойкий ли мех? Хорошо ли пришиты глаза-пуговицы, и не смогут ли дети их проглотить? Пуговицы вообще сейчас больше всего пугают Берни. Еще месяц назад она отказалась от нормальных блузок и заказала у Шанель с десяток на липучках.
Подарок Керка напоминает мне о том, что я тоже кое-что принесла подруге. Я достаю нарядную коробочку и ставлю ее рядом с Берни.
— Шоколадные трюфели!
— Ух ты, как здорово! — Берни кладет в рот конфету, на секунду замирает и расплывается в улыбке.
— Три разных вкуса, — с гордостью говорю я. — Готовила сама! Рецепт проверяла несколько недель.
— Эйден, дорогой, иди попробуй. Я никогда не ела ничего подобного, — зовет Берни.
С малышами на руках подходит Эйден. Выставив вперед ногу, чтобы придержать ребенка, он осторожно пытается взять конфету. Но у него ничего не получается. Он прилаживается, чтобы поудобнее взять детей, — опускает одного, поднимает другого, — но цель от этого не становится ближе.
— Положи Малыша номер один, — приходит на помощь Берни.
— Я уже полчаса хочу это сделать, — уныло сообщает Эйден. — Только не могу сообразить как.
Мы с Керком подходим и забираем желтые свертки из ослабевших рук Эйдена.
— Правда, они ужасно забавные? — улыбается мне Керк, покачивая малыша.
— Забавные! — Я вся сияю, баюкая своего. Поскольку дети завернуты в желтые одеяльца, а не в голубое и розовое, приходится употреблять множественное число. Берни намерена вырастить политкорректных детей, а не женофобов и поборников равноправия. Она хочет, чтобы они были свободными и не ограниченными никакими стереотипами. Это хорошая идея, и ее вполне можно пытаться осуществить, по крайней мере до тех пор, пока малыши не увидят рекламу игрушек компании «Маттел».
Эйден смеется и плюхается на кровать рядом с Берни.
— Смотри, какие у нас замечательные друзья — Керк и Сара, — говорит он, устраиваясь поудобнее рядом с женой. — Может быть, попросим их стать нашими крестными?
— Я бы с удовольствием, — говорю я, пьянея от сладкого запаха младенца, с которым не сравнится никакой «Белый лен». — Это могло бы стать некоторой компенсацией за подростка, живущего со мной в одном доме.