– Что ты? Мне так тоскливо одной!
– Но я ещё хотела найти названого друга. Правда, теперь можно потерпеть….
– Ну, раз можно, то и после найдёшь. Да помогут Боги.
Две названых подруги тотчас же пошли пешком в сторону Ахетатона, по дороге рассказывая друг дружке каждая о себе.
У Набият родителей не было. Но у неё был муж, Хусни, тоже из бедных. Он ходил строить пирамиду Хуфу и сорвал себе позвоночник. Очень долго лежал в болях, очень мучился, и мучился бы доселе, если бы его не укусила гремучая змея. Так ядовитая тварь оказалась спасительницей. Хусни ушёл в мир иной, возблагодарив Бога Осириса.
А у Набият от сильных страданий, только родившись, умер ребёнок, и она всё ещё была в скорби.
– Будем помогать друг дружке, – сказала Набият.
Шли они долго, и день, и ночь, пока не добрались до убогого жилища Набият. Лачуга была вся запущена, на полу валялись какие-то вещи, старый папирус, ещё что–то. Пыль лежала пластом.
Новые подруги на быструю руку как–то немного убрались в лачуге, и тут вдруг пришёл Упусер – друг Хусни, умершего мужа Набият.
Упусер принёс высушенную копчёную рыбу, лук, лепёшки и пиво. Набият и Найфел очень обрадовались такой трапезе: ведь обе были с прошлого утра голодными. Все как–то сразу подружились, повеселели после пива и вкусной еды, и на какое-то время женщины позабыли о своих печалях.
И потекли дни. Упусер часто навещал вдову своего друга, помогал ей. Он теперь, после возвращения Нила в своё русло, работал на орошённой земле, и какую-то часть урожая отдавал к подругам, а также приносил рыбу, сушил, подвешивая, мясо. Где-то он достал корову, и у подруг всегда было молоко. Мастерил в хижине.
Молодой Упусер с первого же дня засмотрелся на юную Найфел, не мог оторвать глаз, почти сразу же предложил ей выйти за него замуж: умолял, уверял, что станет хорошим отцом её ребёнку. Но Найфел, всей душой приняв его чистую дружбу, – в этом ему отказала.
Она знала точно, что в сердце её всегда будет жить Ленхатеп, что никакими силами его оттуда ни за что не изгнать, пусть даже он её предал. Она верила, что после того, как уйдёт в другой мир, – всё равно его не забудет. (Египтяне очень верили в загробную жизнь, поклонялись Богу иного мира, все: и богатые, и бедные, что кто мог, брали с собой из жизни на земле в загробный мир, одежду и пищу, богатые – в гробницы, пирамиды, бедные – в свои скромные могилы.)
Глава 12
А в Мемфисе точно так же страдал и мучился Ленхатеп.
Не мог он, как ни старался, забыть свою Найфел. Каждую ночь любимая снилась ему, её образ постоянно стоял у него перед глазами… Ленхатеп старался Найфел забыть. Это никак не получалось, и юноша злился – и на себя, и на своих родителей. Однако более он и не пытался родителей переубедить – так боялся их гнева и нищеты.
Ему привели дочь номарха Нехебу – ясноглазую Любият эль Успехр, давно влюблённую в Ленхатепа. Однако юноша, увидевший Любият после нескольких встреч с Найфел, испытал сильное разочарование.
Девушка не только не казалась ему красивой, она представлялась юноше чуть ли не уродливой! И никак Ленхатеп не мог понять, почему, чем восхищался в дочери номарха Нехебу его отец. И не раз задумываться стал Ленхатеп, почему его отец, знатный вельможа, так подобострастен с номархом, почему так угождает своему бывшему однокашнику…
Лицо её не было гладко: щёки и нос покрыты следами от какой-то болезни, всё в прыщах, рытвинах. Глаза – без цвета, какие-то мутные, оттенка грязного серо-зелёного песка – без блеска, без жизни. Губы толстые, широкие. А голос!! Кто говорил, что у неё дивный голос?! Она не пела – она просто говорила под звуки дудки и флейты, то съезжая на очень низкие регистры, как мужчина, то вдруг начиная пищать и визжать, как злая кошка или недорезанная овца. К тому же она картавила и шепелявила!! Слушать её было более, чем противно!
Ленхатеп же с юношества был одарён очень красивым бархатным голосом и пониманием музыки. С детских лет он увлекался игрой на разных музыкальных инструментах, и любая фальшивая нота вызывала в Ленхатепе раздражение. (А голос Любият оказался на редкость неприятным: будто она постоянно фальшивила.) Ленхатеп не мог выносить долго тех звуков, что издавала нареченная в суженые девушка, и убегал в другую комнату под любым предлогом.
Кроме того, оказалось, что и воспитанием Любият не блещет, приличным манерам она, видимо, не была обучена. Эта юная дива хохотала в голос, никого не стесняясь, не обращая внимания на присутствующих, какого бы положения они ни были, хлопала в ладоши, задирала ноги, т. е. была крайне нескромна.