Выбрать главу

Четыре сотни лет братья и сёстры Дункана травили своё тело, отравляли разум во время ритуала Посвящения, обрекая себя на раннюю смерть, только ради того, чтобы сейчас Дункан почувствовал, как пробудился Враг. Чтобы он смог предупредить других.

Тысячи прекрасных воинов были обречены медленно сходить с ума под действием Скверны, чтобы в финале своей жизни спуститься на Глубинные Тропы ради последнего боя. Ради того, чтобы умереть человеком, забрав как можно больше тварей. Огромная жертва, невероятная ответственность. Долг, что тяжелее горы.

Но всё же Дункан был удовлетворён. Нет, Серый Страж не был сумасшедшим ублюдком, радующимся скорым смертям тысяч невинных. Но… Если бы Мор начался не сейчас, а, скажем, через сотню лет, то вполне возможно, Серые Стражи остались бы только в Вейсхаупте, главной крепости ордена. Или вообще сгинули бы, оставшись в памяти людей только древней сказкой, если бы правители лишили их Права Призыва, поверив, что Мор больше не придёт.

И тогда бы… Никто не предупредил о начале Мора, а неисчислимые орды тварей пошли бы сметать всё на своём пути. Пожирая мертвых и утаскивая под землю живых. Туда, где тех бы ждала судьба, что многократно хуже смерти.

Так что всё к лучшему.

Дункан кисло улыбнулся: если Создатель будет милостив, то они переживут и этот Мор, а Серые Стражи возродятся из пепла, и, Дункан искренне надеялся на это, будут готовы встретить следующую угрозу.

Но об этом он будет думать после. Сейчас его путь лежит в Денерим, к королю Кайлану. Дункан был с ним знаком, как командор Серых Стражей Ферелдена. Молодой правитель был, на взгляд Стража, излишне восторженным, чересчур легкомысленным, но Орден очень уважал. К тому же Король мечтал о подвигах.

Серый Страж тяжело вздохнул, отворачиваясь от обрыва и направляясь прочь. Уж чего-чего, а возможностей для подвига скоро представится множество. Как и простора для подлости, предательства и ударов в спину. Люди… да и эльфы с гномами… все разумные были в этом сильны, и в тёмные времена повсеместно появлялись не только герои, светом своей души собирая вокруг себя достойных, вдохновляя людей великими делами. К сожалению, и злодеи не упускали возможности проявить себя, творя мерзости, которые и Архидемону не пришли бы в голову…

* * *

— Ещё у нас вообще нет нормальных модельеров! Мне шьют новое платье, а через три дня приходят новости, что в столице этот фасон уже два месяца, как вышел из моды! — жаловалась мне девочка лет четырнадцати, печально поджав губы. — Матушка обещала, что в следующем году мы съездим в Денерим, но отец так улыбался… Он всегда так широко улыбается, когда обманывает!

— Стелла, ну почему обманываю? — отец тихо посмеивался в усы, бросая время от времени на меня нечитаемые взгляды. Да уж, я был по-настоящему большой неожиданностью для своих родных. Двухметровой неожиданностью в сопровождении троих Храмовников. — Просто дорога в Денерим из наших земель совсем не близкая, непростая, да и вы с Элоизой собрались не просто посмотреть столицу, но и совершить кавалерийский наскок с целью разграбить пару ателье, но вот столичные цены…

К чести моей сестры она ни капризничать, ни буянить не стала, просто так ДУШЕРАЗДИРАЮЩЕ вздохнула, что даже у меня, бессердечного вояки, аколита изуверской Инквизиции, проклятого псайкера что-то дрогнуло там, где должна находиться душа. Хотя… наверное, я знаю, почему.

Семья. Семья это… сейчас я не могу найти слов. Своих родных из прошлой жизни я почти не помнил, только смутные образы. Отстойник Адептус Арбитрес — отчётливо. Глаза надзирателей, наполненные страхом и отвращением одновременно, ведь тогда я был опасным, необученным псайкером, несанкционированным псайкером. И не важно, что ПОКА несанкционированным — губительным силам плевать на возраст.

Путешествие на Чёрном Корабле — прекрасно помню. Особенно хорошо помню то, как бился в судорогах, попадая в поле подавления пси-чувствительности очередного ублюдочного парии. Или очередной. Жуткие женщины, чей рот закрыт намордником, а общаются они жестами и единичными словами из воксов. Их холодные, безразличные глаза. Как они с каплей брезгливости отпихивали со своего пути тела теряющих сознание детей и взрослых.